Пятью минутами позже Кам похищает у зазевавшегося охранника ключ-карту и проникает в гараж. Там он прыгает на мотоцикл и мчится вниз по извилистой тропе прочь из усадьбы.

Он едет, куда глаза глядят; пункт назначения неважен. Скорость – вот все, чего жаждет Кам. Наверняка в его голове сидит кусок адреналинового фрика, а может, даже и не один. Он точно знает: некоторые его составляющие взяты у байкеров. Кам отрывается по полной, дает выход самоубийственным импульсам, проходя все повороты на предельной скорости. Наконец, он влетает в городок Куалапуу и тут не вписывается в очередной поворот, теряет контроль над своим железным конем и, вылетев из седла, кувыркается по асфальту – раз, и другой, и третий…

Он жив, хоть и основательно побился. Проезжающие мимо автомобили останавливаются, водители выскакивают и бросаются ему на помощь, но Кам не желает, чтобы ему помогали. Он поднимается на ноги. В колене острая боль. На спине, кажется, живого места нет; кровь с разбитого лба заливает глаза.

– Эй, приятель, ты в норме? – кричит ему какой-то турист. И замолкает на полуслове. – Эй! Это же ты! Тот самый собранный чувак! Эй, глядите, это тот собранный парень!

Кам спешит обратно к своему мотоциклу, подальше от этих людей, и возвращается домой тем же путем, каким приехал сюда. Он обнаруживает, что во дворе особняка не протолкнуться от полицейских машин. Завидев его, Роберта бросается ему навстречу.

– Кам! – вопит она. – Что ты наделал? Что ты наделал?! О Боже! Тебе нужна медицинская помощь! Врача! Врача сюда, немедленно! – Она в бешенстве набрасывается на охранников. – А вы куда смотрели?!

– Они здесь ни при чем! – кричит в ответ Кам. – Я не собака, чтобы держать меня на поводке! Не смей так обращаться со мной!

– Ты ранен! Дай посмотрю…

– Отстань! – гремит он, и она в испуге – невиданное дело! – отшатывается. Кам проталкивается сквозь толпу слуг и стражей, взлетает по лестнице в свою комнату и запирает дверь, отгородившись от всего мира.

Через несколько минут в дверь осторожно стучат. Так он и знал. Роберта явилась воспитывать своего раскапризничавшегося ребеночка. Он ей не отк…

Но это не Роберта.

– Кам, открой, это Риса!

Ему никого сейчас не хочется видеть, тем более Рису; но она пришла к нему, и это удивляет. Ладно, так и быть, ей он откроет.

Риса стоит на пороге, держа в руках аптечку.

– Надо быть полным дураком, чтобы умереть от кровопотери только из-за того, что дуешься на весь мир.

– Нет у меня кровопотери!

– Есть-есть! Дай я займусь хотя бы самыми неприятными ушибами. Можешь не верить, но на Кладбище я была главным врачом. У нас там всегда кто-нибудь ходил с разбитым лбом, а то и еще что похуже.

Кам открывает дверь шире и впускает гостью, затем садится у письменного стола и подставляет Рисе щеку. Она велит ему снять изодранную рубашку и принимается промывать спиртом раны на спине. Жжет ужасно, но Кам выносит боль молча.

– Тебе повезло, – говорит Риса. – Здорово ободрался, но зашивать ничего не нужно. И ни один из швов не разошелся.

– Уверен, Робертиному счастью не будет конца.

– Роберта пусть катится ко всем чертям.

На этот раз Кам с ней полностью согласен.

Риса осматривает его колено и сообщает: хочет он того или нет, придется сделать снимок. Когда девушка заканчивает с его ранами, Кам вглядывается в нее. Если она по-прежнему сердится, то не выдает этого.

– Прости меня, – говорит он. – Не знаю, что на меня нашло. Глупо получилось.

– Людям свойственно делать глупости, – замечает она.

Кам нежно касается пальцами ее лица. Пусть залепит пощечину. Пусть хоть руку оторвет, ему без разницы.

Ничего подобного не происходит.

– Давай, – говорит Риса, – помогу тебе дойти до кровати. Ты должен отдохнуть.

Кам встает, но неосторожно опирается на поврежденную ногу и едва не падает. Риса подхватывает его, подставляет плечо, как он подставлял ей свое в тот день, когда она в первый раз встала на ноги. Девушка помогает ему добраться до кровати, а когда он падает на постель, не успевает убрать руку, которой поддерживала его, и падает вместе с ним.

– Прости.

– Хватит извинений! – ворчит она. – Прибереги их для проколов посерьезнее.

Они вместе лежат на кровати. Спина у Кама прижата к одеялу и ноет еще больше. Риса могла бы встать, но вместо этого придвигается к нему чуть ближе и проводит кончиками пальцев по царапине на его груди – проверяет, не нужно ли наложить повязку. Нет, не нужно.

– Ну ты и урод, Камю Компри. Как я смогла к этому привыкнуть, ума не приложу. И, тем не менее, привыкла.

– Но ты по-прежнему хочешь, чтобы меня не было, правда?

– Мало ли чего я хочу. Ты есть, ты здесь, и я тоже здесь, с тобой. – Секунду помолчав, она добавляет: – И я ненавижу тебя только периодически.

– А между этими периодами?

Она склоняется над ним, на миг призадумывается потом целует. Это лишь легкий поцелуй, но все же не совсем только чмок.

– А между ними – нет, – говорит она, перекатывается на спину и остается лежать рядом с ним. – Но не обольщайся слишком, Кам, – предупреждает она. – Я не смогу стать для тебя той, кем тебе хочется.

– Мало ли чего мне хочется, – вздыхает он. – Разве кто-нибудь утверждает, что я могу получить все?

– Но ты ведь избалованный сыночек Роберты! Ты всегда получаешь все, чего ни пожелает твое собранное сердце.

Кам приподнимается и садится, чтобы видеть лицо Рисы.

– Так перевоспитай меня. Научи быть терпеливым. Покажи, что есть на свете вещи, которых стоит ждать!

– И есть вещи, которые, возможно, никогда не станут твоими?

Он тщательно обдумывает ответ.

– Этому я тоже постараюсь научиться, если ты станешь меня учить. Но то, чего я хочу больше всего, думаю, мне доступно.

– И что же это такое?

Он берет ее руку.

– Вот это самое мгновение, прямо сейчас. Переживать его бесконечно. Если этот миг – мой, остальное не имеет значения.

Риса тоже садится и высвобождает свою руку, но лишь затем, чтобы провести по его волосам. Наверно, проверяет, нет ли ран у него на голове. Или?..

– Если ты вправду хочешь этого больше всего на свете, – тихо говорит она, – то, может, получишь. Может, мы оба получим то, чего хотим.

Кам улыбается.

– Было бы чудесно.

И впервые с момента сборки на его глазах выступают слезы, целиком и полностью его собственные, ничьи больше. Он это точно знает.