Она сама закурила, затянулась и положила ногу на ногу.

— Что за способ? — спросил Тучков.

— Я не хотела его убивать. Мне достаточно было того, чтобыон упал, покалечился, ногу сломал, руку. А может, спину. Как повезет.

— Зачем?! — не выдержала Марина. — За что?!

— Он мой зять, — сказала бабуся Логвинова и вытянула ноги,прикрытые сиротской старушечьей юбкой. — Он богатый человек из богатой семьи.Он хорошо зарабатывает, а отец дает ему еще больше. Он завел любовницу исобирался бросить мою дочь. Мы остались бы без средств, если бы он развелся сдочерью. Этого нельзя было допустить. Я решила, что выслежу его и что-нибудь сним сделаю, что позволит… хотя бы на время изолировать его от любовницы. Намнужно было, чтобы он написал завещание, а потом… я бы придумала, что с нимделать. Отпустить его просто так мы не могли. У нас ребенок, он должен начто-то жить.

— Он вас узнал, — сказал Тучков. — Как это вы думали, чтоможете его обмануть? Он же хорошо вас знает!

— Не выдумывайте, — отрезала Логвинова, — ничего он неузнал. Он на меня ни разу в жизни не посмотрел, как полагается зятю.

— А как полагается зятю? — Это опять Марина спросила.

— Да вам-то что? — Она смяла в пепельнице окурок и тут жезакурила следующую сигарету. — У вас никогда не будет зятя. У вас никогданикого не будет. Я ненавижу старых дев, которые везде суют свой нос! Все бедыиз-за них!

— Спицей из арбалета стреляли? — буднично поинтересовалсяТучков. — Впрочем, продавщица с казала, что именно вы вчера утром купили такуюигрушку.

— Я долго думала, как именно это сделать, и придумала тольковчера. Но я не ожидала, что он умрет. Просто мне повезло. И ему повезло. Онумер мужем моей дочери. А моя дочь осталась богатой молодой вдовой, и внучка —наследницей. Слава богу, я выполнила свой долг.

— Он не собирался бросать вашу дочь, вот в чем штука, —негромко проговорил Тучков Четвертый. — Он любовнице сказал, что никогда неженится на ней, потому что любит жену. И ребенка любит. У любовницы на этойпочве истерика случилась такая, что она даже на лошади не поехала. А вы егоубили. Ужасно глупо.

— Я не верю ни одному вашему слову, — отчеканила бывшаябабуся Логвинова. — Не трудитесь.

— Да мне, собственно, все равно, верите вы или не верите. Ноя занимаю определенную… должность и отпускать вас с миром не стану.

Она пожала плечами и затянулась.

— Меня в Москве отпустят.

— Возможно. Но сейчас я сдам вас в милицию.

Бедный Вадим, думала Марина не переставая. Бедный, бедный,глупый Вадим! Он играл с огнем и доигрался. Он понятия не имел, что его тещаценит его деньги гораздо дороже, чем его жизнь. Она убила его и теперь увереннокурит, и весь вид ее говорит — ах, какие пустяки!

— Ну че?.. — спросил Павлик басом. Его ящеричные глазакак-то очеловечились, или Марине так показалось? — Все? Больше разоблачений небудет?

— Еще один вопрос, — сказал Тучков. — К Веронике.

— Ко мне?!

— Да. Вы видели, как тот, самый первый покойник, выходил изномера напротив вашего, да?

Вероника моргнула, как будто не сразу сообразила, о чем идетречь.

— Ах, ну да! Да! Точно! А что? Его тоже она?

— Вы видели, что он именно выходил, или нет? Вспомните, этоочень важно.

Вероника задумалась. Глаза у нее блестели. Павлик держал ееза руку — все видели, что он ее держит, и помалкивали, даже его устрашающаямамаша, даже ее рафинированный дед! И сам черт ей был не брат!

— Вероника, — поторопил Генрих Янович строго, — ФедорФедорович тебя спрашивает!

— Да! То есть нет.

— Что нет?

— То есть я не видела, что он выходил, — затараторилаВероника, — он стоял, взявшись за ручку двери, вот так. — И Вероникаизобразила, как именно он стоял. — То есть он мог выходить, а мог и входить…

— Спасибо, — поблагодарил Тучков. — Это очень важно. Выочень мне помогли.

Марина ничего не понимала. Какая дверь, какая ручка? При чемтут дверь?

Дверь — не та, про которую толковала Вероника, а та, закоторой они сидели, — вдруг приоткрылась, и в нее просунулась усатаяфизиономия, странно знакомая и какая-то чересчур умильная, как будто вымытаясладким сиропом.

Физиономия нашла Тучкова, вылупила глаза и вскричала:

— Федор Федорович!

— Забирайте, — разрешил Четвертый. — Всем спасибо.

Милиционер, вспомнила Марина. Тот самый, который допрашивалее, когда она нашла труп.

Все смотрели, как Федор Тучков осторожно вытаскивает из-подпестроцветной гавайской рубахи тоненький проводок, и еще какую-то чернуюкоробочку, и еще блестящую штучку и отдает вместе со спицей ввалившимсямилиционерам в формах. Ввалилось их почему-то очень много — куда их столько наодну бывшую бабусю Логвинову?

Марина протиснулась к нему:

— Федор…

— Подожди, пожалуйста.

Все топтались, шумели, и никто не выходил. Федор терпеливождал. Усатый милиционер, повинуясь какому-то неслышимому и невидимому приказу,вдруг засуетился и стал приговаривать:

— Прошу, прошу всех пройти, граждане! Показания запишем,всех отпустим, а сейчас прошу пройти! И вы тоже, молодой человек! И вы,женщина!

Павлик посторонился. Оленька дернула плечом. Генрих Яновичвыскользнул за дверь, Валентина Васильна все пыталась что-то сказать Марине, ноусатый теснил их и вскоре вытеснил.

Остались только Марина с Федором и еще почему-то Юля сСережей.

Федор закрыл дверь и остался возле нее. Сережа поднялся сдивана:

— Юлька, что-то мы с тобой засиделись. Надо и нам сваливать,пожалуй.

— Нет, — твердо сказал Тучков. — Пока не надо. За что вы егоутопили? Знали, кто он?

Солнце сместилось вверх и вправо. Футболисты умчались креке, тихо было в директорском кабинете, только сквозняком шевелило дверь, онаходила потихонечку туда-сюда, поскрипывала.

— Сергей ни при чем, — строго сказала Юля, и Маринавздрогнула. — Это все я.

— Мы слышали ваш разговор в лесу. — Федор шевельнулся,звякнули его железки. Группа крови, резус, порядковый номер, вспомнилосьМарине. — Вы сказали, что его нашли слишком рано.