— Давай, — с готовностью согласилась Марина. — Может, теперькофе?

— Кофе хорошо.

— Или чай?

— Чай тоже хорошо.

— Так чай или кофе?

— Мне все равно.

— Ты как Галя, — пробормотала Марина, — ей тоже все равно.

И по-хозяйски достала из-за стекла черную банку и две кружки— точные копии ее собственной, — а чайные чашки отставила на сервант.

Федор следил за ней и улыбался.

Когда она ничего не боится — забывает, что надо бояться! —то становится похожа на женщину его мечты.

Оказывается, все эти годы он только и делал, что мечталименно об этой профессорше. Так ему теперь казалось.

— Есть несколько линий, — начал он, когда она устроиласьнапротив и подсунула поближе к нему вазочку с леденцами «Взлетные». Онразвернул конфету и сунул за щеку. — Их очень трудно разделить. По крайней мереу меня пока никак не получается. Есть линия первого убийства. К ней имеетотношение… что?

— Что?

— Ремень, который ты нашла в пруду. Это раз. Два: Юля иСережа говорили, что «его слишком быстро нашли».

— Это важно или нет?

Тучков Четвертый прихлебнул кофе и зажмурился оттого, чтобыло горячо.

— Я склонен думать, что важно. По крайней мере этоподозрительно, однако до конца не понятно. Но мы не можем это отвергать именнопотому, что это подозрительно. Они вполне могли говорить про труп.

— Могли.

— К линии первого убийства еще имеет отношение, что Элеонорачирикала о том, что Оленька столкнулась с Чуевым в магазине и что-то там такоемежду ними случилось. Правильно?

— Да.

— Мы не знаем, что именно, и не бредит ли любящая мамочка.

— Не знаем.

— Очень маловероятно, что она его тоже «узнала», как Вадим.Оленька вряд ли жила в Ярославле и имела отношение к бандитским делам.

— Почему?

— Потому что она просто экзальтированная сорокалетняя дура,дочь большого начальника, — с досадой сказал Тучков Четвертый. — Ты знаешь, какее фамилия?

— Н-нет.

— А я знаю.

— Откуда?

— Боже мой, — отчетливо проговорил Федор Федорович, — все изтого же журнала, который мы с тобой смотрели. Когда ты виртуозно изображаларастяжение связок. Ее фамилия Крячкина. Ольга Павловна Крячкина. Ее папаша былпредседателем Госплана. Лет сорок, наверное, подряд. Я очень хорошо помню имя —Павел Николаевич Крячкин. Последние лет двадцать они точно жили только вМоскве, следовательно, Оленька никаких ярославских бандитов знать не могла. Онипомолчали.

— Да, еще Вероника видела, как Чуев выходил из номеранапротив, а мы знаем, что там ремонт. Что он там делал? Как он туда попал?

Тучков задумался, осторожно дуя на кофе.

— Кстати, — вдруг сказал он громко, — это надо уточнить.

— Что, Федор?

— Что именно он делал — входил или выходил? Потому что есливходил, это одно дело, а если выходил, тогда все рассыпается прямо на глазах.

— Что рассыпается?

— Теория.

— А что, — поразилась Марина, — есть теория?!

— Ты меня обижаешь, — пробормотал он, — конечно, есть.

И опять замолчал надолго.

— Едем дальше. Дальше много непонятного, но мы не знаем,имеет ли это отношение к убийству. Во-первых, Вероника. Сначала она ночьюразговаривает с кем-то под нашими балконами, потом утром приходит на корт вмокрых кроссовках и говорит, что всю ночь спала, потом ссорится непонятно скем, причем кричит, что ее смерть будет на чьей-то там совести, потомразыгрывает представление с телефонным звонком. Я был уверен, что это не имеетникакого отношения к убийству.

— А к чему имеет? — Маринино любопытство выросло до размеровсреднего воздушного шара, и она старалась затолкать его куда-нибудь подальше,чтобы было не так заметно.

И почему-то «приключение» вернулось. Может, оттого, чтополицейский капитан в выцветших и потертых джинсах посиживал на веранде мисс Мэри,потягивал холодный лимонад и рассуждал о высоком, а солнце играло в длинныхносах его крокодиловых сапог?

— Я думаю, что все это часть какой-то игры.

— Какой?

— Точно я пока не знаю. Думаю, что у нее роман или что-то вэтом роде.

— Ее роман в Москве.

— Ее роман где-то здесь, и от этого весь сыр-бор.

— Не может быть.

— Геннадий Иванович все время оказывается в кустах, —объявил Федор Тучков, — и непонятно, что он там делает. Его коробок мы нашлитам, откуда проволокой выстрелили в лошадь. Зачем ему коробок, если он не курити не разводит костры? Что он делал в лесу — первый раз, когда мы его видели, ивторой, когда видела Зоя?

— Может, он как раз и шел, чтобы засесть в кусты.

— Да мотивов никаких нет! Ну что ему Вадим? Кроме того, мызнаем, что была еще какая-то «она», о которой нам ничего не может рассказатьГаля, и Вадим тревожился, что «она» его видела.

— А почему ты не нашел у Павлика пистолет?

— Пистолет у Павлика я не нашел, потому что у него не былоникакого пистолета, — сказал Тучков назидательным тоном, — я тебе уже говорил.

— Я же видела!

— Что ты видела?

— Пистолет.

— Вот именно.

— Так почему его нет у Павлика, если я видела?

— Потому что ты видела пистолет, а не Павлика!

Марина опешила.

— Как… не Павлика?

— Так. Не Павлика. Ты видела мужчину, одетого, как Павлик, ис пистолетом в руках. Помнишь, ты мне сказала — в этих очках ты похож наПавлика Лазарева?

— Помню, — пробормотала Марина неуверенно.

— В этом все дело. Все похожи друг на друга в шортах и темныхочках. Надо только, чтобы телосложение было примерно… одного типа. Мне трудноперевоплотиться в Геннадия Ивановича, а в Павлика — сколько угодно.

Марина молчала, только смотрела на него.