Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помещение, которое здесь называлось «кабинетом капитана», на кораблях из воспоминаний Эос называлось «мостиком». Хотя, возможно, здесь тоже имели место погрешности перевода. Так или иначе, зайдя внутрь, она увидела, как Глизе с напряженным видом скользил глазами по строчкам с невероятной скоростью бегущего текста.
– Не так часто увидишь на этом лица намек на выражение, – выдохнула она, тяжело плюхаясь в кресло. – Должно быть, у тебя сильный стресс, кэп…
– Это да, – хмыкнул тот, не отрываясь от своего занятия. – Времена сейчас не самые спокойные, а головы моих подчиненных заняты фиг знает чем… – Глизе порылся в столе и кинул в нее пачкой потертых бумажных листков. – Я уже устал находить это повсюду: между приборами, за обшивкой и бог знает где еще…
Подняв ближайший листок, стажер обнаружила собственный портрет, быстро набросанный от руки, и принялась собирать остальные.
– А они неплохие художники… – сообщила она спустя какое-то время. – Столько экспрессии, насмешки, печали и…
– И это хуже всего, – оборвал ее капитан. – Понятно, что киборги с нашей специализацией умеют хорошо рисовать, но их рисунки должны больше походить на фотографии, чем на это, и это еще цветочки, – он снова покопался в столе и кинул ей небольшую женскую фигурку, выточенную из какого-то неизвестного Эос материала. – Это то, что стараниями Первого осталось от нашей тренировочной мишени в тире…
Фигурка была обнаженная, стажер слегка покраснела.
– Круто, – смущенно пробормотала она. – Чем это он ее так?..
– Табельным оружием, конечно, – передернул плечами Нулевой. – Это же Первый, как-никак…
– Ты позвал меня, чтобы показать это, кэп?
– Нет, просто ты первая заговорила про стресс.
– Эм… – нерешительно протянула стажер, чувствуя себя первопричиной всех зол во Вселенной. – Могу я что-то сделать? Чем-то помочь?
– Как насчет синхронизации до конца вечера? – Глизе с привычно невозмутимым видом облизал пересохшие губы. – После того, что вы вытворяли с доком, я вне себя от ревности…
Эос зарделась еще сильнее, чем при созерцании статуэтки.
– Глизе, я… с удовольствием… – быстро проговорила она. – Но ты действительно этого хочешь? Я хочу сказать… ты производишь впечатление парня, который не любит раскрывать душу, особенно близким людям…
– Это действительно плохо, – устало вздохнул капитан. – Значит, на бездушного парня я уже не похож…
– Мордой лица похож, но твоя команда наблюдает тебя с несколько иной стороны. Кстати, о роли командира… Помнится, что-то такое говорилось о вживленном тебе модуле управления, который не дружит с моим Джейком…
– Мы заблокировали его на какое-то время – будет плохо, если некоторые сведения просочатся в Центр раньше времени… – Он вздохнул. – Но даже без этого ты пожалеешь, если согласишься на синхронизацию…
– Не решай за меня, что мне чувствовать… – проворчала Эос.
– Ну хорошо… – тихо вымолвил Глизе, вылезая из-за стола, и медленно приблизился.
Она так и не почувствовала, что их лбы соприкоснулись, так как за секунду до этого у нее случился сенсорный шок от столкновения с агонизирующим сознанием Глизе. А стажер уже почти поверила в то, что ее уже ничего не сможет выбить из колеи…
Не приходя в сознание, она инстинктивно подхватила капитана на руки и стала баюкать как ребенка. Спустя полминуты она как-то смогла собрать остатки того, что осталось от ее личности, и сообразила, что нужно срочно переключить внимание, иначе с ума сойдут они оба. Но единственное, что всплыло в памяти, это обрывки песни, что отец пел ей на ночь вместо колыбельной.
– хрипловато прошептала она: в горле совсем пересохло.
– Очередная твоя странная песенка, – тихо прошептал Глизе, мысли которого впервые за последние дин перестали неотступно вращаться вокруг дилеммы неразрешимого противоречия между его потребностями, возможностями и долгом. Но разжать кулаки, судорожно сжимавшие ткань комбинезона на груди Эос, он все-таки не смог. – Когда я думаю о том, какие же они старые, когда понимаю, что они по-настоящему живы только в устах, меня иной раз пробирает дрожь…
– Не такие уж и старые, – слабо улыбнулась стажер. – Но для тебя я могу припомнить что-нибудь действительно архаическое… – Она на мгновение задержала дыхание, вспоминая наставления научного руководителя по упрощенному произнесению старославянской речи, и с чувством продекламировала:
– Тогда Игорь възре на светлое солнце
и виде отъ него тьмою вся своя воя прикрыты.
И рече Игорь къ дружине своей:
«Братие и дружино!
Луце жъ бы потяту быти, неже полонену быти;
а всядемъ, братие, на свои бръзыя комони,
да позримъ синего Дону!»
– Звучит довольно искренне, – признал капитан.
– Еще бы! – ухмыльнулась Эос. – Помнится, я рассказывала тебе, что выросла в глубинке. Так вот, меня всегда удивляло, что мои одноклассники, изъяснявшиеся по большей части на местном диалекте и часто не способные произнести длинную реплику на современном литературном языке, с удивительной легкостью декламируют подобные тексты. Мне же такие вещи совсем не давались, пока один добрый человек мне не объяснил, что именно в этом все дело – что я дышу не в том ритме, что они. И тогда я поняла, что этот диалект, над которым я в душе насмехалась, гораздо естественнее и ближе к языку наших предков, чем искусственно сформированные учеными правила – такое ненавязчивое единство далеких поколений… вот это действительно вызывает благоговейную дрожь!
И тут Эос понесло. Она рассказывала то о странных поверьях, ходивших среди ее соседей, то о том, как те по собственному почину разминали пальцами сырую землю на вскопанных грядках. Об этом незабываемом ощущении прохладной мягкости под ладонью и едва уловимом терпком запахе…
Глизе неотрывно смотрел ей в глаза, грудь киборга медленно поднималась и опускалась – благодаря синхронизации он полностью погрузился в ее воспоминания, с удовольствием забывая себя, как нечто совершено ненужное и неудобное… от чего Эос стало несколько одиноко и неуютно.