один случай в прошлом, который так важен для понимания настоящего.

Почему бы не пробежаться по хатам...

Вот она — долгожданная отправная точка! Ключевая фраза. Пароль.

Почему бы не пробежаться по хатам... почему бы не пробежаться...

Алексей снял трубку с ближайшего автомата и несколько секунд слушал длинные гудки пока они не превратились в короткие. Он дернул за рчаг, бросил жетон в прорезь и набрал номер приемного покоя больницы.

Как бы не оступиться по дороге!

Страдание — это сила Господня!

«Замолчи! Забудь!»

— Приемное отделение, — раздался скучный женский голос из трубки.

Алексей открыл рот, потом закрыл. В горле дрожал зыбкий комок. Он не был уверен, что сможет выдавить из себя хотя бы пару слов.

— Алло! Я вас слушаю. Говорите!

— Девушка. Алло.

— Слушаю вас. Что вы хотели?

— Извините, я по поводу своей жены. Юлия Константиновна... Юлия Константиновна Гранецкая. Я отвез ее к вам вчера вечером. Она на сорок первой неделе беременности. Я хотел узнать, как она. Ну, каково ее состояние. Вы понимаете?

— Одну минуту. — Из трубки долетал приглушенный шум: поскрипывание, шелест бумаги, осторожные шаги, голоса.

Внизу с грохотом промчался электропоезд. Пол под ногами задрожал как походный барабан. Волна жара потекла из-за стеклянных дверей. Стали выходить люди. Множество шагов, множество ног, шаркающих по полу вестибюля и исчезающих в облицованной желтым кафелем трубе подземного перехода.

— Алло, вы слушаете? — Алексей переложил трубку из затекшей левой руки в правую. У него громко колотилось сердце.

— Да-да, слушаю вас.

— Как вы сказали? Юлия Гранецкая?

— Да.

— Вы ее близкий родственник?

— Да, муж. Я вам уже говорил.

— У вашей жены обнаружили поперечное расположение плода. Роды будут сложными. Понадобится кесарево сечение. Странно, что участковый акушер это не выявил. Достаточно взглянуть на форму живота.

— Почему? — Удавка страха скользнула по шее Алексея и крепко затянулась вокруг груди. — Почему это с ней случилось?

— Многоводие, дряблость мускулатуры брюшной полости, пороки развития, короткая пуповина. Обычно после двадцать четвертой недели плод становится головой вниз. На моей памяти, это первый случай. Ведь у нее уже шесть дней как подошел срок...

— Что за чушь вы несете! — Алексей сжал трубку обеими руками. Возможно при других обстоятельствах ему бы удалось сохранить спокойствие, но сейчас его рассудок был перегружен. Психика трещала по швам. Мысли в голове перемешались. Слова вырвались изо рта быстрее, чем он успевал их осмыслить:

— Что вы, мать вашу, сделали с моей женой?!

— Выбирайте выражения, гражданин! Вам лучше знать, почему ваша жена поступила к нам в таком состоянии. И не надо на меня кричать! Раньше нужно было думать. Надо лучше обращаться с беременной женщиной!

— Я не бью свою жену, — Целые пласты знаний выпадали из памяти. Казалось, что он вот-вот забудет собственное имя. — Я никогда не бил свою жену!

— Никто вас не обвиняет, но ведь должны быть какие-то причины? Кто-нибудь из вас пьет: вы или ваша жена? Вы алкоголики?

— Нет, черт бы вас побрал! — Алексей заорал в трубку. Человек, разговаривающий по соседнему автомату, прикрыл ладонью трубку:

— Эй, чувак, сбавь обороты!

Алексей постарался сосредоточится на голосе медсестры.

— Не кричите, гражданин! Мы не виноваты, что у вашей жены проблемы с родами. Говорите с лечащим врачом, если хотите поскандалить. На мой взгляд, вам следует обижаться только на себя. А теперь положите трубку. Вы занимаете телефон. Ваша жена не единственный пациент в больнице.

— Нет, постойте! Вы должны мне все объяснить! — Алексей немного понизил голос. — Я имею право знать, что с моей женой и что может случиться с моим ребенком.

— Я уже все вам сказала, гражданин. Ваша жена в тяжелом состоянии и самостоятельно родить не сможет. Ей сделают кесарево сечение и достанут приплод. Операция не такая сложная. Ее делали еще в античности. Опасность есть, но вам лучше довериться врачам. У нас хорошие врачи, и они помогут вашей супруге. Мне больше нечего добавить. Я кладу трубку, гражданин, вы отрываете людей от работы.

В автомате что-то щелкнуло и послышались частые гудки. Алексей повесил трубку на рычаг. Внутри все разом упало. Если инцидент с Нищим нанес ему болезненный удар под дых, то разговор с больницей просто уничтожил его. Алексей сделал несколько неуверенных шагов в сторону выхода.

«Почему сегодня? Почему все в один день?»

Алексей стал медленно подниматься по ступеням. Кроссовки оттягивали ноги, как железные вериги. Толпа пассажиров обтекала его с обеих сторон. Кто-то задел его руку, толкнул в плечо. Алексея словно несло течением. Он прошел через то место, где только что сидел Нищий. Теперь здесь валялась только замусоленная картонка. Алексей отпихнул ее ногой в рытвину, заполненную сигаретными окурками.

«Юля, о Господи! Юля!»

Все рушится, все падает, все меняется. Кровь, пуля, холод и тьма!

Но…

Почему бы не пробежаться по хатам?

Его жизнь рушилась, и он почти прозрел. Осталось вспомнить самое важное.

Этой ночью Килар проснулся около полуночи и вышел из дома отлить. В окно кельи уставился прищуренный глаз Валькирии, окруженный дугами колец. Снаружи похолодало — еще не мороз, но температура опустилась ниже десяти градусов.

Под навесом, в глиняной печи горел раскаленный уголь. Черная, маслянистая на вид руда разогрелась до красна. Массивная фигура отрока Лютера склонилась над наковальней. Его огромная рука подняла и опустила молоток. Звонкий отрывистый удар прозвучал в тишине как выстрел из базуки. Печной огонь бросал отсветы на лицо отшельника, делая его похожим на борт пожарной машины. Левой рукой он придерживал за рукоять какое-то тонкое изогнутое лезвие. Странник подкрался к окну,