с автоматами в руках. До них было довольно близко, метров сто – сто пятьдесят, но никто из солдат и милиционеров первым стрелять не решался. Никому из них ранее не доводилось стрелять в человека, как таковой опасности для себя от убегающих людей никто не ощущал, зато в памяти чётко отложился запрет на открытие огня без команды, осознание того, что в случае подстрела чеченца виноватым придётся остаться самому.

– Бежим! – услышал крик Резвана Сергей.

Обернувшись, он увидел уже товарища, заворачивающего за угол высокого двухэтажного здания. И, не дожидаясь милиционеров, Рябинин поспешил за Резваном наперерез уходящим боевикам. Старшего сержанта он догнал у проёма в сплошной стене забора, протянувшегося вдоль всей улицы. Забор здесь, в месте уступа обрывался. Очевидно, в данном месте планировались широкие ворота, но последних пока не поставили, и парни вбежали в безлюдный двор. Слева и впереди предстали недостроенные коробки домов. Перебежав дворик, солдаты постучали в закрытую дверь флигеля. Им открыла женщина лет сорока, худая, в наброшенной на плечи куртке. Внутри, кроме двух мальчиков, никого не было.

– Вы мужчин вооружённых не видели? – обратился к женщине Резван.

– Нет, я никуда не выхожу, всё время во флигеле сидела вместе с детьми. Мужа нет, он в городе, а мы никуда не выходим! – зачастила чеченка.

Понятно было, что женщина врёт, но вопросом лишь и приходилось ограничиваться. Солдаты осмотрелись. За флигелем располагался недостроенный длинный дом. Справа начинались огороды. Никакого движения отсюда заметно не было.

– Может, в соседний двор ушли? – предположил Рябинин и Резван, последний раз взглянув на женщину, развернулся к выходу со двора.

Тем же путём ребята вновь выбежали на улицу и увидели подъезжающий слева бэтээр с сослуживцами. За ними из-за угла показались Андрей со вторым милиционером. Не задерживаясь, Магомедов с Рябининым пробежали вдоль забора к следующему домовладению и свернули в распахнутые настежь ворота. Осмотреться они не успели. Пробежав несколько шагов, Рябинин успел охватить взглядом низкий деревянный забор, перекрывавший выход к огороду, и двухэтажный дом слева, когда вдруг почувствовал сильную боль в голени. В тот же момент сильным толчком в грудь его отбросило назад. Выронив автомат, солдат опрокинулся навзничь. Выстрелов слышно не было, но судя по то и дело поднимающимся фонтанчикам от впивающихся в землю пуль, стреляли по ним кучно. С противоположной стороны забора, у ворот остановился бэтээр, послышалась команда комбата и почти одновременно с ней, со стороны пройденного уже двора, зарокотал пулемёт. За забором закричало сразу несколько голосов и Рябинин понял, что там сейчас тоже туго. В поднявшуюся трескотню автоматов вклинился грохот башенного пулемёта. Когда простреливаемый им металлический забор задрожал и где-то впереди, со стороны огородов, послышался испуганный мужской крик, Сергей понял, что судьба даёт ему шанс. Забыв про боль в ноге, солдат метнулся к выходу. Время словно приостановилось: медленно, очень медленно преодолевались метры, на плечи давила тяжесть бронежилета, голову оттягивала назад сфера. Краем взгляда Рябинин заметил лежащего лицом вниз Резвана. Под головой его растеклась лужа крови.

Достигнув дверного проёма, Сергей почувствовал сильный удар в спину и его буквально вытолкнуло на улицу. В это время бэтээр уже сдавал задним ходом, готовясь покинуть зону обстрела. Вокруг никого не было, но боковой люк ещё оставался открытым. По броне со всех сторон горохом сыпали пули, но спасение было только в нём. Собрав последние силы, солдат в несколько прыжков достиг люка и снова ощутил толчок сзади. Бросив тело в открытый проём, он по пояс оказался внутри бэтээра. Сразу же к нему протянулись руки ребят и через секунду раненного рывком втащили на пол. Рядом на сиденье, без сознания лежал комбат, обе штанины его были обильно покрыты кровью. Тут же суетился санитар – снабжённый санитарной сумкой и выслушавший когда-то общего характера инструктаж, солдат срочной службы. Пули по броне стали барабанить реже, и вскоре бэтээр вышел из-под обстрела. Водитель остановил его у перекрёстка под прикрытием двухэтажки, но двигатель не заглушил. Наводчик уже разворачивал башню, нацеливая пулемёт в расположенный через дорогу дом, в отсеке корпел над раненными санитар, а радист, прижимая к горлу лорингофоны, докладывал ротному о произошедшем. У них была своя специфическая работа и они делали её, понимая, что иначе поступить нельзя, что сама создавшаяся обстановка требует от них этих, и именно этих действий. Чего нельзя было сказать об остальных. Пять пацанов выскочили наружу и в растерянности остановились у борта. Единственный офицер был выведен из строя, и что делать дальше – возвращаться ли к оставленному в суматохе Магомедову, занимать ли оборону здесь или прорываться ко второй группе – никто не знал. Из распахнутых ворот прилегающего к двухэтажке двора выглянул низенький милиционер. Осмотревшись, он исчез в глубине двора, но ненадолго. Через минуту он подошёл к бэтээру, помогая идти второму милиционеру с перебинтованной головой. Сквозь бинты пробивалось красное пятнышко крови. Андрей ступал нетвёрдо, держась одной рукой за голову, а из второй не выпуская ручной пулемёт.

– Вася, спроси сам, а я здесь посижу – обратился к товарищу Андрей, усаживаясь на корточки.

Коробков заглянул в открытый люк, крикнул:

– Промедола не найдётся, мужики!

Комбат уже пришёл в себя и лежал, сцепив зубы. У него были пробиты колени и кровь всё никак не удавалось остановить. Санитар кивнул лежавшему рядом Рябинину на сумку с вышитым красным крестом и продолжил бинтование Корнеева. Тот, покопавшись, выудил затребованный тюбик и протянул его милиционеру. Сделав укол, Василий оставил Андрея у стены и вернулся к военным.

– Ну где там наши? – обратился он к столпившимся у бэтээра солдатам – Забыли они о нас, что ли!

– Едут сюда! – сообщил один из солдат – А где двое, что к вам спрыгивали?

Солдат этот выделялся среди остальных высоким ростом. Сфера и бронежилет добавляли внушительности его и без того отнюдь не щуплому сложению.

– Да там они, Зорька, во дворе – другой выход перекрыли! – опередил Василия с ответом другой солдат.

– Вы бы поосторожнее, ребят! – снова вступил в разговор Коробков – Улица простреливается. Вон оттуда по нам лупили.

Василий махнул рукой вдоль улицы, уходящей за перекрёсток вдоль основательных одно и двухэтажных домов-крепостей. Впрочем, выстрелов можно было ожидать откуда угодно, даже из пустующих на первый взгляд домов за спиной. Всё произошедшее казалось нереальным, до сих пор стояло перед глазами изумлённое лицо Андрея со стекающей от виска струйкой крови. Словно сейчас, участковый слышал его крик: «Кто стрелял!?» Василий вдруг почувствовал необходимость выговориться и заговорил не останавливаясь, рассказывая стоявшему перед ним солдатику, как, не успев отбежать от перекрёстка, услышал стук пуль по кирпичной стене над головой, как успел дать короткую очередь куда-то из своего пулемёта Андрей и тут же закричал от зацепившей его голову пули. Как разорвалась рядом граната, видимо, ВОГ из подствольника, и осколком оцарапало руку ему и прошило рукав «эрки» Андрею, на голову которого в то время Василий накладывал бинт. Как выбежали вдруг прямо на них размахивающие белыми платками чеченки – как раз по той улице, на которой они сейчас укрылись. Рассказал о мужике в армейском комуфляже, машущем над головой автоматом и кричащим по русски, что здесь никого нет. Как он, Василий, закричал снайперу, чтобы тот стрелял, что там никого из наших быть не может и что перед ними боевик. Показал дом, куда, прихрамывая после выстрела, убежал последний. Как откуда-то из-за женских спин выскочил, с ручным пулемётом в руках, второй и, дав очередь, снова скрылся не известно куда. Как всё ближе и ближе напирала на них толпа чеченок, кричащих, чтобы русские не стреляли, остановить которых удалось только автоматными очередями, выпущенными в воздух над