Но и без того его двойная рана серьёзна — рассечённое лёгкое и отрубленная выше локтя рука.

Рядом с Рейкой тоже трое орденцев в синих и красных халатах. Но Рейка очерчивает вокруг себя круг сталью, не давая им подойти.

Какого дарса?

Рейка что-то кричит, но её голоса не слышно. Вдох не слышно, а затем распорядители Арены явно что-то делают, и её хриплый голос слышат все зрители Арены.

— Протестую! Я не выбыла из схватки.

Голос распорядителя от Ордена мягок:

— Тебе нужно оказать помощь, ты достойно сражалась и теперь…

— Чушь! Я отказываюсь принять чужую помощь. Объявите меня победителем схватки.

— Девочка, — на этот раз звучит голос распорядителя от Дизир. — Ты просто истечёшь кровью. С такой раной тебе не хватит обычного зелья, чтобы оправиться до следующей схватки, у тебя раздроблена ключица и тебе нужна помощь. Сторонняя помощь во время турнира запрещена, а значит, ты выбыла из него. Ничья.

— Протестую. Пусть вся Арена будет свидетелем, что я отказываюсь от помощи.

— Без лекаря ты…

— Я и есть лекарь, мне не нужна чужая помощь.

На этот раз в голосе распорядителя от Дизир нет ни следа сочувствия, лишь яд:

— Так значит, даже с копьём тебе не нужна помощь?

Но Рейка лишь упрямо поджимает губы:

— Нет!

Она поднимает цзянь, через три вдоха он озаряется сиянием земной техники, и Звёздный Клинок обрушивается на древко копья. Рейка рубит его у самой своей груди.

Вся Арена слышит её хриплое, мучительное дыхание, слышит, как отрубленная часть древка падает на плиты ринга. Через миг Рейка опускается на колени, роняет меч, поднимает перед собой ладонь, а затем бьёт себя в грудь, выбивая из себя обрубок копья.

Арена вместе с ней заходится в мучительном выдохе, следом руки Рейки озаряются сиянием техник и запечатывают кровь. Десять вдохов лечения самой себя, и она поднимается с колен, вскидывает подбородок, с вызовом спрашивая:

— Так кто же победил в этой схватке?!

Вдох тишины и короткий ответ:

— Победа за Орденом.

Миг трибуны молчат, а затем заходятся в рёве. Сначала в нём не разобрать слов, но затем откуда-то слева всё чётче и чётче доносятся слаженный выкрик, которые через двадцать вдохов начинают орать все:

— Несгибаемая! Несгибаемая! Несгибаемая!

Трибуны беснуются до тех пор, пока Дрогана не уносят с ринга, и пока Рейка не уходит с него. Её даже ставят словно отдельно, навиду, перед всеми участниками от Ордена. Видимо, чтобы все видели, что помощи она так и не получает. Глупая девчонка. На сколько схваток её ещё хватит? На одну. Следующий дизирец не будет её щадить. Глупая и храбрая девчонка.

— Что же, — этот голос мне знаком и уже надоел сегодня. Снова глава Дизир Болайн решил поболтать на всю Арену, — приятно видеть, что у Ордена есть столь сильные духом ученики, такие таланты. Жаль только, что этих талантов теперь так мало в Ордене, жаль, что даже лекарям Ордена пришлось выйти на Арену, чтобы защитить честь Ордена, потому как больше некому.

— Ах ты ублюдок…

Я даже не сразу сообразил, что это прозвучало не на всю Арену, а лишь на всю ложу. И что сказал это не Ловер, как можно было ожидать, а Шандри.

Через миг я услышал уже не его слова, а яростную мыслеречь:

— Быстро! Свяжитесь со всеми попечителями и управителями, которые есть на Арене, пусть запретят своим личным ученикам…

Ловер перебил его, ткнув рукой на Арену:

— Поздно.

Тут и там с трибун срывались редкие фигурки идущих. Они взмывали над зрителями и приземлялись уже на ринге. Через вдох стали слышны и их крики:

— Я, Дэм, личный ученик управителя Фамоса, прибыл защитить честь Ордена.

— Я, Морн, личный ученик попечителя Кроуна, прибыл защитить честь Ордена.

— Я…

— Ублюдок, — Шандри грохнул кулаком по подлокотнику, сломав его и даже не заметив. — Да сколько же ловушек ты сегодня приготовил?

Шестеро. На Арену спустилось шестеро. Я улыбнулся и встал. Шандри вперил в меня злобный взгляд и прорычал:

— Ку-уда-а?!

Я помедлил и честно ответил:

— Старший, сегодня я ясно понял одну вещь. Вот это всё, — я обвёл рукой ложу, потом пояснил, спохватившись, что мой жест непонятен, — вот это сидение в ложе, созерцание того, как другие сражаются вместо тебя, сражаются по твоему приказу, вот этот выбор кому отправиться выполнять твоё смертельное опасное задание, с которого они никогда не вернутся — не для меня. Сегодня я достаточно выполнил ваших приказов и просьб, чтобы понять — это не для меня.

— Ну уж тебе я никогда и не пытался приказывать. Ты — уже равный мне.

Я оглядел халат, который был на мне надет и кивнул:

— И это тоже. Старший, вы присвоили мне ранг управителя, но сегодня я понял, что сид… — я запнулся, смягчил свои слова, — оставаться в безопасности и распоряжаться жизнями других — не для меня. Это не мой путь. Мой путь ведёт туда, вниз.

Помедлив, я отступил к стене, уходя от большей части возможных взглядов, и оборвал рукава с чёрной вышивкой, затем оторвал и полосы с груди, поднял взгляд на Ловера и спросил:

— Брат Ловер, не против, если объявлю, что я твой личный ученик?

Тот молча мотнул головой, а вот Шандри процедил:

— Не мой?

Теперь я перевёл взгляд на него, согнул спину, прикладывая кулак к ладони:

— Старший, боюсь, что это слишком быстро выдаст меня.

— Выдаст? Значит, ты и не надеешься скрыть себя?

— Надеюсь, старший, но не до конца.

— Ты же понимаешь, какие проблемы ты принесёшь этим себе и Ордену?

— Понимаю.

— Мальчишка!

— Возможно, но иначе, боюсь, в моём Возвышении появится преграда, которая никогда не даст мне достичь высот Возвышения. Иногда нам приходится выбирать, как выбрал когда-то Тола, — Шандри побледнел, услышав это имя, а я прикусил язык. — Простите, старший, простите, если сегодня я подвёл вас и не беспокойтесь, я помню, что сегодня Орден должен проиграть.

Шандри промолчал на этот раз, лишь стиснул зубы. Я вскочил на парапет, а за моей спиной Ловер недоверчиво прошептал:

— Должен что?

Я промолчал, не я должен отвечать на этот вопрос, ушёл Рывком в небо.

Миг падения, когда раззявленные рты трибун под ногами становятся все ближе и ближе, новый Рывок, ещё один. И я тоже