его глаза покраснели, а голос охрип, но на лице царило воодушевление. Он сказал, что за одну ночь написал траурную речь из 2918 слов во славу Жун Яо, черпая вдохновение исключительно в фактах, так что каждое слово было на вес золота.

– Я в своей жизни писал траурные речи только двум людям: для себя и для Жун Яо, – сказал Ли Цяньцзинь. – Если умрет какая-нибудь шишка, я не напишу ни слова! Они этого не заслуживают!

Ли Цяньцзинь также создал длинную растяжку «Товарищ Жун Яо бессмертен!». Но на нее попала вода, иероглифы расплылись и стали неразборчивыми, как рисунок акварелью. Он пытался прибить растяжку к стене, но тайфун снова и снова срывал ее.

– Вы должны посметь сразиться с небом, с землей, с людьми, но устроить Жун Яо достойные похороны.

Ли Цяньцзинь ничего не мог поделать с отказом тайфуна сотрудничать и в конце концов сердито скомкал растяжку и засунул в щель в стене. А когда достал из кармана траурную речь, дело оказалось ненамного лучше – лист превратился в комок мокрого бумажного теста, которое шлепнулось на землю, как кусок дерьма.

– Я еще раз напишу для Жун Яо траурную речь и дам справедливую оценку его жизни, – расстроенно сказал Ли Цяньцзинь. – Он был хорошим человеком, и мы не можем относиться к нему плохо. Для него я готов написать хоть сто траурных речей.

Жун Чуньтяню было совершенно наплевать, будет ли траурная речь, и он наступил на это «дерьмо» ногой. Жун Сятянь смотрел на Ли Цяньцзиня с презрением, как будто собирался наброситься на него и прописать еще разок по первое число.

Ли Цяньцзинь вытер воду с лица и сердито сказал нам:

– Если б не было тайфуна, нам бы всем хорошо жилось. Вы так не думаете?

Ни Жун Чуньтянь, ни Жун Сятянь не издали ни звука. Мне хотелось ответить: «Если б не было тайфуна, мир давно бы погиб!» Но я этого не сказала. С самого первого момента, как я увидела Ли Цяньцзиня, я думала о Полумордой Ли Дань, я волновалась за нее и вместе с тем ей завидовала. По крайней мере, тайфун ее уже не догонит.

Чжао Чжунго спозаранку потребовал кусок красной ткани и набор для рукоделия. Мы сами не знали, что он задумал. Еще до полудня он, ко всеобщему удивлению, смастерил приличный национальный флаг и велел Жун Чуньтяню прикрыть им грудь Жун Яо.

– А можно? – заколебался тот.

– Почему нельзя? – сказал Чжао Чжунго. – Он проливал кровь за свою страну. Потом и ты станешь достоен национального флага.

Жун Чуньтянь все еще чувствовал себя немного неспокойно и не решался накрывать Жун Яо. Тогда Чжао Чжунго приказал Жун Цютяню прикрыть его. Жун Цютянь положил флаг на тело Жун Яо, но ветер сорвал его и скрутил в комок. Жун Цютянь нашел веревку, чтобы привязать его, так что флаг стал частью тела Жун Яо. Казалось, флаг почти полностью укрывал его. Его тело ярко сияло, худое лицо, казалось, вновь озарилось жизненным духом, оживляя былое и настроение, и вид у него стал несравненно благородным и торжественным. Я даже подумала, что тайфун сейчас медленно поднимет его, развернет за пределами дома, и он, покачиваясь в воздухе, медленно исчезнет из поля нашего зрения.

Жун Яо однажды сказал, что шрапнель в его теле как граммофон – когда налетит тайфун, она просыпается и издает свистящий звук, похожий на шум ветра в ветвях, на песню чаек. Когда мы были детьми, он обычно давал нам полежать у себя на спине и послушать, какой звук издает шрапнель в его теле во время шторма. Но мы совсем его не слышали. Не было ничего, кроме воя ветра. Однако в этот раз мне показалось, что я услышала. Лежавший на полу Жун Яо и вправду издавал всем телом свистящий звук. Как шум ветра в ветвях, как песня чаек, как крики на поле боя. Я жестом указала на свои уши, чтобы Жун Чуньтянь и Жун Цютянь тоже послушали, что за звук издает тело Жун Яо, но они не поняли, что я имела в виду.

– Ветер крепчает, – посетовал Жун Чуньтянь. – Он сильнее, чем когда-либо.

– Нам нужна лодка, – сказал Жун Сятянь и немного подумал: – Десять лодок.

Если шторм продержится пару дней, Даньчжэнь превратится в безбрежный океан, и, конечно, чтобы передвигаться по нему, потребуется лодка. Но где найти столько лодок? Сможем ли мы построить лодку? Я подумала о той белой колесной лодке. Она могла вместить много людей, а заодно и Жун Яо прихватить. И поплыть по Мангодацзе в сторону хребта Могулин.

Возможно, мы все сосредоточили основное внимание на тайфуне и не заметили, что некоторые вещи вокруг нас странным образом исчезли или претерпели печальные изменения. Например, необъяснимым образом пропал чемодан, висевший на балке моей комнаты. Позже его нашли на балке комнаты Жун Яо, но он оказался полон воды; череп обезьяны, находившийся на стене комнаты Жун Цютяня, растворился в воздухе; оборудование и сырье для экспериментальной газировки Жун Чуньтяня разметало ветром, обратив прахом все его усилия; тщательно украшенная для встречи невесты комната Жун Сятяня была перевернута вверх дном, даже каркас кровати развалился, а красная москитная сетка снесена в угол; тесак Жун Дунтяня в углу двери разбился без всякой причины на три части. Чжао Чжунго спрятался в углу, но ветер и дождь не отпускали его, стегая и позоря его тысячью плетей. Его лицо было полно скорби. Взгляд Жун Дунтяня проник сквозь дождевую завесу и увидел расплывчатое лицо за внешней стеной, он сказал, что это Сяо Мо – Мо Чжэньдун. Судя по испуганному выражению его лица, он не врал, и я посмотрела туда, куда он указывал, но не увидела ничего, кроме дождя.

В полдень Жун Цютянь первым осознал, что Чжао Чжунго внезапно исчез. Мы обыскали весь двор, а также окрестные канавы, мусорные свалки и кусты, но Чжао Чжунго нигде не нашли. Только развалившееся инвалидное кресло, опрокинутое в углу. Жун Цютянь и Жун Сятянь побежали на овощной рынок и в кинотеатр, обыскали вдоль Мангодацзе в направлении автобусной станции, но не обнаружили никаких следов Чжао Чжунго.

Жун Чуньтянь сказал, не стоит искать, он ушел вместе с тайфуном и наводнением, тем же путем, каким пришел, он не такой, как мы, он дух – но он должен был проститься с нами.

Мы разбирали вещи почившего Жун Яо. Жун Цютянь не смог найти его военные медали. Он сказал, что в детстве видел их – три штуки, увесистые, железные. Быть может, Жун Яо давным-давно выбросил этот металлолом. Жун Сятянь нашел военные часы в потайном отверстии в стене в