Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О Господи! Да ради избавления от вечного притворства и необходимости прислуживать женщине, так и не сделавшей ни единого вывода из собственной жизни, мадам де Монфор готова была сама выдать королеву со всеми её «шевалье». Но, по счастью, ничего подобного не требовалось. Старшей фрейлине нужно было всего-навсего подкинуть Изабо идею провести лето в Венсенском замке. А всё остальное сделают другие.
Во дворец де Бурдон опоздал.
С помощью своего слуги, предусмотрительно державшего для него отпертой дверь на боковую лестницу, шевалье оказался в покоях короля, когда того уже умывали. Молодой человек неслышно проскользнул в затемненную комнату и стал за спинами слуг, терпеливо ожидавших указания от Великого управляющего двора приступить к одеванию. Но, как бы тихо он ни ступал, несколько человек все же обернулись, и среди них Ла Тремуй, который сурово сдвинул брови и неодобрительно покачал головой.
– Как хорошо! – произнес в этот момент его величество, которому обтерли шею прохладным мокрым полотном.
В последние дни Шарлю стало намного лучше. А сегодня он порадовал подданных легким румянцем на щеках, что не замедлил отметить лекарь, внимательно изучавший сейчас в стороне содержимое королевского ночного горшка.
– Сегодня меня обещал навестить мой сын, – сказал Шарль, ни к кому конкретно не обращаясь. – Я очень рад, хотя и удивлен. Говорили, будто у меня больше не осталось сыновей…
Лекарь отставил горшок, поманил слугу с водой и, ополоснув руки, приблизился к королю.
– Лучше всего вам было бы погулять с его высочеством на воздухе, – сказал он, почтительно прощупывая пульс на вялой желтоватой руке. – Дни стоят теплые, солнечные, и эта прогулка доставит вам и пользу, и удовольствие.
Шарль послушно кивнул.
По знаку Ла Тремуя слуги с одеждой пришли в движение и обступили короля, а сам Великий управляющий, пользуясь этой легкой суматохой, подобрался поближе к де Бурдону.
– Почему вы опоздали, сударь? – шепнул он сердито.
Шевалье ответил беззаботной улыбкой.
– Из рая в ад не торопятся, мессир.
– Как раз по вам этого не скажешь…
Они отступили в сторону, пропуская слуг, выносивших приборы для умывания, и де Бурдон, незаметно для окружающих, дернул Ла Тремуя за запястье:
– Лучше скажите, как обстоят дела с моим назначением?
– Никак.
Глаза Ла Тремуя беспокойно забегали по комнате.
– Имейте терпение, сударь. Чтобы подписать такой указ без лишних вопросов – а вопросы, как вы понимаете, легко могут возникнуть – нужно выгадать подходящий момент. Таковой пока не представился.
Шевалье пожал плечами.
– Мне-то что, – сказал он, сузив глаза, – это не я тороплюсь, а её величество. На днях она уедет, так что вам я бы посоветовал быть расторопнее.
С этими словами де Бурдон порхнул к королю, который, протискиваясь в рукава камзола, уронил свой платок. Шевалье ловко подхватил этот скомканный, несвежий кусок ткани прямо на лету и, улыбаясь, протянул Шарлю.
– Какой молодец! – обрадовался тот.
– Не тебе меня учить, – почти в унисон с королем, пробормотал себе под нос Ла Тремуй.
Приказ о назначении шевалье де Бурдона комендантом Венсенского замка был подписан три дня назад, когда его величество, расстроенный пасмурной погодой, был особенно невнимательным. И сегодня этот наглый любовничек своё назначение обязательно бы получил, как доказательство особой расторопности Ла Тремуя – преданного слуги её величества. И она, несомненно, осталась бы благодарна и запомнила того, кто оказал ей эту услугу, если бы…
Если бы уже вчера вечером господин Ла Тремуй не изорвал этот приказ на мелкие клочки, которые без остатка сжег в огне своего камина.
* * *
Объяснение такому странному поступку заключалось в событиях, произошедших двумя днями ранее, когда коннетабль д’Арманьяк вернулся из Анжера и привез, наконец, Парижу его дофина. Немедленно все лица, занимающие особо важные должности при дворе, поспешили предстать перед новым наследником, чтобы выразить ему свое почтение, и среди них, разумеется, Ла Тремуй.
После недолгой церемонии Шарль любезно, хоть и скупо всех поблагодарил, сказал несколько слов о том, как опечален трагическими обстоятельствами, что приблизили его к трону так внезапно, и удалился, не вызвав в своих подданных ни замешательства, ни удивления. Принц, как принц.
Лицо коннетабля тоже было бесстрастно. Даже когда он пригласил Ла Тремуя в свои покои, ничто – ни в тоне, ни во взгляде графа Бернара – не предвещало никакой опасности. Но, едва дверь за ними закрылась, д’Арманьяк схватил Великого управляющего за шиворот, швырнул на стул и прорычал:
– А теперь поговорим начистоту!
Ошеломленный Ла Тремуй съежился, бормоча, что ничего не понимает, но д’Арманьяк навис над ним, словно грозовая туча.
– Хватит, сударь! Я не намерен больше наощупь пробираться среди друзей и врагов. Пора делать выбор! Возвращение дофина в Париж вовсе не уступка её величеству – скорее, наоборот. И вы, Ла Тремуй, если хотите сохранить свой пост, а, может, и саму жизнь, не выйдете отсюда, пока не ответите на мои вопросы.
Граф сделал паузу, давая Ла Тремую возможность переварить услышанное, и продолжил, не снижая тона.
– Мне известно, что королева собралась уехать в Венсен, и то, что вы пообещали пристроить её любовника ни больше ни меньше как комендантом Венсенского замка!
Ла Тремуй сделал последнюю попытку прикинуться несведущим.
– Как вы смеете, граф, так оскорблять королеву?! – выпрямился было он, но тут же снова был отброшен на спинку стула.
– Я уже сказал – хватит! – рявкнул коннетабль. – Идиота будете изображать перед королевой и де Бурдоном, а здесь и сейчас мне нужен четкий ответ – вы со мной, или против меня?
Ла Тремуй заерзал на стуле.
– Что значит «с вами или против»? – спросил он, обиженно поправляя ворот. – Вы так говорите, будто все мы тут друг с другом воюем.
– А так и есть!
Д’Арманьяк обошел вокруг стула, взял со стола лежащий поверх прочих бумаг какой-то документ и ткнул его под нос Ла Тремую.
– Вот! Приказ об аресте королевы, уличенной в измене, с указанием приступить к немедленному расследованию этого дела. Очень скоро он будет обнародован, и я полагаю, вам не надо объяснять, чем обернется подобное расследование для всех, кто считает, что очень ловко спрятал свои отношения с бургундцами и англичанами.
Ла Тремуй проглотил ком, застрявший в горле.
– Вы