от Фредди не было ни слуху ни духу. Он также перестал менять расписание, потому что гренадеры больше не возвращались в Тауэр. Каждый день по дороге на работу я заскакиваю в Башню Байуорд и проверяю ротацию, пока дежурный сторож не очнулся от своей дремы. Но каждый день приносит разочарование. День и ночь я сижу на скамейке у Белой башни, неподвижная, как гвардейцы, за которыми я наблюдаю, пока они не уходят с поста, а я остаюсь пялиться на пустые будки, пока ночь не наполняет их тенями. На прошлой неделе я перестала проверять. Думала, это поможет.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, пока она меня не заметила, но поздно.

– Мэгги! – восклицает Мáри, и глаза ее весело расширяются при виде меня. Спеша вперед, она обнимает меня, как старого друга, и целует в щеку. Я напрягаюсь, ошеломленная такой странной фамильярностью. – Ой, прости меня, – говорит она, заметив мой дискомфорт. – Я так давно собиралась навестить тебя именно для того, чтобы это сделать.

В голове у меня шумит, пока я пытаюсь понять, что она имела в виду. Она должна хотеть прибить меня, а не обнять. Но, может быть, она все еще не знает. Неловко рассмеявшись, я отвечаю:

– Это честь для меня. Хочешь зайти? Я могу показать тебе окрестности. – Конечно, на самом деле ничего этого я делать не собираюсь; даже предлагая, я втайне надеюсь, что она уйдет и я смогу пойти домой, чтобы спокойно оплакивать там ее жениха.

– О, это было бы чудесно! Спасибо. – Она перекидывает сумку через плечо, и мы шагаем рядом, в ногу. – Как твои дела? Я не успела тебя поймать, пока ты не ушла с вечера.

– А, да, прости… Я хотела попрощаться, но мне пришлось уйти пораньше, так как в этом прекрасном месте установлен комендантский час. А как твои дела? – Я возвращаю вопрос, так, по сути, и не ответив на него.

– О, Мэгги, не могу передать, как я счастлива. Я так невероятно счастлива.

Мне правда жаль, но слышать, как она это говорит, все равно что смотреть, как она объедается на богатом банкете, в то время как я умираю от голода.

– На самом деле я хотела еще кое о чем с тобой поговорить…

Ох, блин, вот оно. Обнимашки были для того, чтобы задобрить меня, чтобы я потеряла бдительность. Она как орхидейный богомол, заманивающий свою жертву видом прекрасного цветка, – вот-вот накинется и проткнет меня, как ничего не подозревающую бабочку. Я сглатываю, когда понимаю, что она остановилась за Воротами предателей. У Кэтрин Говард [46] был похожий опыт. Вызванная сюда ответить за преступную измену, она встретила свою смерть, заплатив жизнью за предательство своего сердца. Только ее казнил король, ее муж, а моя казнь станет посмешищем, так как меня разорвет на куски милая женщина, которой я причинила боль, даже не имея той близости, которой желала, с мужчиной, которого люблю.

Я стою молча, к горлу подступает комок. Мáри, кажется, мгновение борется с собой, ее рот открывается и закрывается, пока не растягивается… в улыбку? Не успев подумать, что это может быть ухмылка психованной злодейки, я снова попадаю в объятия, такие крепкие, что я не смогла бы вырваться, даже если бы захотела.

– Я так тебе благодарна, Мэгги, ты даже не представляешь. Спасибо тебе, спасибо, спасибо. – Ее голос дрожит у моего уха. Нахмурив в недоумении брови, я высвобождаюсь. Слезы текут по лицу Мáри, но на нем нет печали.

– Благодарна мне за что? – спрашиваю я.

– Разве Фредди тебе не сказал? – Звук его имени – словно удар под дых, и мне приходится несколько раз сглотнуть, чтобы избавиться от комка в горле и удержать набежавшие на глаза слезы. – Он сегодня здесь, поэтому я решила…

– Нет, я ничего от него не слышала.

Мне пришлось откашляться, чтобы получилось заговорить, и Мáри берет мои руки в свои, слезы все еще струятся по ее лицу, ни капли ее не портя.

– Ох, какой же он все-таки упрямец! – восклицает она, качая головой. – Мэгги, смотри, – говорит она, поворачивая наши все еще сцепленные руки ладонями вниз, и я вижу ее пальцы. Бриллиант, сверкавший на безымянном, исчез.

– В-вы… вы больше не помолвлены? – заикаюсь я, и она кивает, сияя. – Но… почему? Что?.. – Я не могу скрыть замешательство.

– Фредди. – Она с любовью вздыхает, доставая из сумочки носовой платок, чтобы промокнуть глаза, и немедленно возвращает самообладание. Честно, ни красных пятен, ни опухших глаз, ничего.

– Из-за тебя – или, скорее, ради тебя, – поправляется она, – он расторг нашу помолвку. – Мне приходится схватиться за забор Ворот предателей, иначе я такими темпами закончу в шлюзе. – Он приехал ко мне в Шотландию и все рассказал. Что не может больше жить в этой лжи, зная, что придется отказаться от слишком многого ради того, что нам обоим не нужно. Мэгги, я сразу же согласилась расторгнуть помолвку. Я не могла позволить ему потерять тебя из-за женитьбы, которая порадовала бы только наших архаичных родителей. Так что в тот же день мы вместе пошли к его отцу и сообщили, что свадьбы не будет. Фредди реально был на высоте, так отстаивал свое мнение. Он сказал, что лучше откажется от титула и останется простым гвардейцем, продвигаясь по службе, как все остальные, если это нужно для того, чтобы быть с человеком, который делает его счастливым.

Я не могу на нее смотреть, когда она это говорит; мой мозг перегрелся, и ее слова кружатся у меня в голове, колотясь о череп, когда я пытаюсь понять их смысл.

– Он имел в виду тебя, Мэгги. Ты помогла ему понять, кем он хочет быть, заставила его почувствовать, что он сам чего-то стоит, независимо от семейного имени. – Она трясет мои руки, чтобы подчеркнуть свои слова, пока мой разум летит куда-то в свободном падении.

– Он не должен был… Это его семья. Я просила его не делать этого.

Я ничего не понимаю.

– Я знаю. Поэтому, я полагаю, он сделал это и ничего тебе не сказал. Чтобы показать, что он этого хотел, даже если это не поможет тебя завоевать. Мэгги, я ни разу не видела, чтобы он давал отцу такой отпор. Жаль, ты этого не видела! Старик понятия не имел, что делать. Я думаю, он понял, что все, что он может, – это просто отпустить нас на все четыре стороны. Впервые в жизни Фредди сам выбрал свою судьбу, и ему стало намного лучше. Пожалуйста, не думай, что ты заставила его выбрать жизнь в