Посмотрев на противоположную сторону улицы, Ральф увиделдоктора N3, стоящего между прачечной и старым многоквартирным домом, доктора N3в белом халате (Ральф заметил на халате множество пятен, словно от долгойноски) и голубых джинсах. Панама Мак-Говерна по-прежнему красовалась на головекоротышки. Теперь панама балансировала на ушах создания; она была настольковелика ему, что закрывала лоб. Лысоголовый яростно улыбался собаке, и Ральфувидел двойной ряд зубов — клыков каннибала. В левой руке коротышка держал толи старый скальпель, то ли опасную бритву. В глубине разума промелькнулаубежденность, что на лезвии кровь, но Ральф был уверен, что это просторжавчина.

Доктор N3 засунул два пальца правой руки в рот иоглушительно свистнул. Розали на тротуаре попятилась назад и тявкнула.

Поднимай свою старую задницу, Ровер! Немедленно!

Розали встала, поджав хвост, и поплелась вперед.Приближаясь, она повизгивала, а страх усилил ее хромоту до такой степени, чтособака едва могла идти; задние лапы при каждом шаге грозили подломиться.

— Эй!

Ральф понял, что он кричит, только когда увидел маленькоеголубое облачко, поднявшееся вверх от его рта. Облачко протравливали тонкиесеребристые паутинки, делавшие его похожим на снежинку.

Лысоголовый моментально обернулся на крик Ральфа,инстинктивно поднимая зажатое в руке оружие. На его лице застыло сердитоеудивление.

Розали замерла, уставившись на Ральфа огромными, встревоженнымиглазами.

Что тебе надо, Шот-таймер?

В голосе лысоголового прозвучали ярость и гнев из-за того,что ему помешали… Но Ральф уловил в нем и другие эмоции. Страх? Как бы хотелосьв это поверить… Но, скорее, удивление и недоумение. Кем бы ни было этосоздание, оно не привыкло, чтобы его видели подобные Ральфу, да к тому же еще ипрерывали.

В чем дело, Шот-таймер, язык проглотил? Или уже забыл, чтохотел сказать?

— Я хочу, чтобы вы оставили собаку в покое!

Ральф услышал себя двумя различными способами. Он былуверен, что говорит вслух, но голос его прозвучал слабо и отдаленно, словномузыка, доносящаяся из снятых наушников плейера. Окажись кто-нибудь рядом сРальфом, возможно, он и услышал бы сказанное, однако Ральф знал, что словазвучали, как слабый выдох — так говорит человек, только что получивший удар вживот. Внутри же голос раздавался так, как не звучал уже многие годы — молодо,уверенно.

Доктор N3, должно быть, услышал его именно так, потому чтомоментально отскочил, снова подняв оружие (теперь Ральф был почти уверен, чтоэто скальпель), как бы обороняясь. Остановившись на траве между тротуаром ипроезжей частью Гаррис-авеню, он поддернул ремень брюк через грязную тканьхалата и несколько мгновений мрачно взирал на Ральфа. Затем лысоголовый, поднявржавый скальпель, сделал им несколько неприятных продольных движений.

Ты меня видишь — велика важность! Не суй нос туда, куда непросят!

Собачонка принадлежит мне!

Лысоголовый доктор-коротышка снова повернулся к съежившейсясобаке: Я больше не шучу с тобой, Ровер! Ступай сюда! Немедленно!

Розали, бросив на Ральфа умоляющий, отчаянный взгляд, сталапереходить улицу.

«Я не вмешиваюсь в дела Лонг-таймеров, — сказал ему старинаДор, вручая томик стихов Стивена Добинса. — И тебе не советую».

Отличный совет, однако Ральф чувствовал, что теперь ужеслишком поздно. Он не намерен оставлять беднягу Розали на растерзаниеотвратительному гному, стоящему на тротуаре перед прачечной.

— Розали! Иди сюда, девочка! Иди!

Розали, тявкнув, подбежала к Ральфу. Она постояла у егоправой ноги, а затем села, тяжело дыша и глядя на него снизу вверх. Были еще идругие выражения, которые он читал с легкостью: одна треть облегчения и дветрети наслаждения.

Лицо доктора N3 исказилось в гримасе такой ярости, что сталонапоминать карикатуру.

Лучше отправить ее ко мне, Шот-таймер! Я предупреждаю тебя!

— Нет!

Я сотру тебя в порошок. Мокрого места не оставлю. И яразделаюсь с твоими друзьями. Ты понял меня? Ты… Неожиданно, для самого себяРальф поднял руку на высоту плеча, повернув ладонь к голове, как будтособирался принять стойку каратэ, затем режущим жестом опустил руку вниз и сталзачарованно смотреть, как плотные голубые клинья слетели с кончиков его пальцеви, словно стрелы, заскользили через дорогу. Доктор N3 нагнулся как раз вовремя,придерживая рукой панаму Билла Мак-Говерна. Голубой клинышек пролетел вдвух-трех дюймах от маленькой руки, придерживающей панаму, и воткнулся в окнопрачечной «Бульбуль». Здесь клинышек света растекся наподобие жидкости, и намгновение пыльное стекло превратилось в сверкающее, синее-синее небо. Но черезсекунду оно уже побледнело, и Ральф снова увидел женщин, как ни в чем не бываловынимающих белье и закладывающих в машины новые порции.

Лысоголовый карлик выпрямился и погрозил Ральфу сжатымикулаками.

Затем, сорвав с головы панаму Мак-Говерна, зажал зубами поляи откусил кусок. Когда он проделывал этот странный эквивалент дешевой истерики,солнце высекло искры от мочек его маленьких, аккуратных ушек. Коротышкавыплюнул ком оторванной ткани, затем снова нахлобучил панаму на голову. Этасобака моя, Шот-таймер! Я собирался позабавиться с ней!

Думаю, теперь я позабавлюсь с тобой, а? С тобой и с твоимидрузьями!

— Убирайся отсюда!

В ответ раздалась грязная брань.

Ральф знал, где и от кого он слышал эти чарующие слух слова:так же ругался Эд Дипно около ворот аэропорта летом девяносто второго года.Такое не забывают, и неожиданно Ральфа охватил ужас. Во что же он вляпался?

5

Ральф поднес руку к голове, но что-то внутри негоизменилось. Он снова мог опустить руку вниз режущим жестом, но возниклауверенность, что на этот раз никаких синих клиньев не последует.

Доктор, очевидно, не знал, что ему угрожают незаряженнымпистолетом.

Он отпрянул, поднимая руку со скальпелем в защитном жесте.Гротескно искусанная панама соскользнула на глаза, отчего он стал походить накарикатурную версию Джека Потрошителя… Страдающего патологическойнеадекватностью, вызванной крайней близорукостью.

Я проучу тебя за это, Шот-таймер! Погоди у меня! Дождешься!Ни один из Смертных не смеет шутить со мной!

Но пока лысоголовому карлику хватило. Он бросился наутек позаросшей сорняками тропинке между прачечной и жилым домом, его грязный халатхлопал по штанинам вытертых джинсов. Вместе с карликом исчезла и яркость дня.Для Ральфа ее уход был отмечен никогда ранее не изведанным ощущением. Ончувствовал себя абсолютно проснувшимся, безгранично энергичным и чуть ли нелопающимся от радостного возбуждения.