«Я прогнал его. Господи! Я заставил отступить этого сукиногосына». Ральф не имел ни малейшего представления, кем на самом деле являлосьсоздание в белом халате, но он знал, что спас от него Розали, и пока этого былодостаточно. Вопрос о здравости собственного рассудка, возможно, вернется раннимутром, когда он, как всегда сидя в кресле, будет смотреть на пустынную,застывшую внизу улицу, но в данный момент Ральф чувствовал себя на миллионбаксов. — Ты ведь видела его, Розали? Ты видела этого отвратительногомаленького… Посмотрев вниз, он обнаружил, что Розали больше нет у его ног, онвовремя поднял голову, успев заметить, как собака прошмыгнула в парк, опустивморду и поджав подбитую лапу.

— Розали! — крикнул он. — Эй, девочка!

И даже не понимая почему — разве только потому, что онивместе пережили нечто экстраординарное, — Ральф ринулся за собакой, сначалатрусцой, потом бегом, затем галопом.

Ральф давно не бегал. Раскаленная игла боли вонзилась влевый бок, распространяясь за лопатку и на всю грудь. В глубине парка он,наконец, остановился, нет — замер, упираясь руками в согнутые колени. Пот щипалглаза и катился по лицу, как слезы. Ральф хрипло дышал, размышляя, обычная лиэто колющая боль, возникавшая у него во время бега на школьном стадионе, когдаон учился в старших классах, или так чувствует себя человек, с которымприключился фатальный сердечный приступ.

Через тридцать или сорок секунд боль начала отступать,значит, это все-таки покалывание в боку. Отличное подтверждение тезисаМак-Говерна: «Я кое-что скажу тебе, Ральф, — в нашем возрасте умственныеустройство явление распространенное». Ральф не знал, так ли это, зато онсознавал, что от года, когда он участвовал в соревнованиях по бегу, егоотделяет почти столетие и что погоня за Розали была глупостью, возможно,представляя опасность для его здоровья. Схвати у него сердце, вряд ли Ральфоказался бы первым стариком, наказанным коронарным тромбозом за возбуждение иигнорирование тою факта, что его восемнадцать уже давно ушли, и ушли навсегда.

Боль слабела, Ральф приходил в себя, но ноги еще неслушались, словно могли без предупреждения подкоситься в любой момент исбросить его на дорожку, посыпанную гравием. Ральф поднял голову в поискахближайшей скамьи и увидел нечто, заставившее его забыть о бродячей собаке,дрожащих ногах, даже о возможности инфаркта. Ближайшая скамья находилась всорока шагах по левой тропинке, на вершине небольшого холма. На скамье вдобротном голубом пальто сидела Луиза Чесс. Обтянутые перчатками руки покоилисьна коленях, а сама Лукза рыдала так, будто у нее вот-вот разорвется сердце.

1

— Что случилось, Луиза?

Она взглянула на него, и первое, что пришло ему на ум, сталовоспоминание: пьеса, которую они с Кэролайн смотрели в Бангоре восемь илидевять лег назад. Некоторые актеры изображали мертвецов, их грим составлялиярко-белые клоунские белила и черная краска под глазами для созданиявпечатления огромных пустых глазниц.

Вторая мысль была немного проще: «Енот», Луиза либо увиделаотражение его мыслей на лице, либо догадалась о своем виде, потому что,отвернувшись, стала возиться с замком сумочки, затем просто закрыла лицоруками.

— Уходи, Ральф, — хриплым, дрожащим голосом попросилаженщина. — Я сегодня неважно себя чувствую.

При обычных обстоятельствах Ральф выполнил бы ее просьбу,поспешил бы прочь не оглядываясь, испытывая чувство стыда из-за того, чтонатолкнулся на нее, такую беззащитную, с растекшейся тушью под глазами.

Но обстоятельства встречи, окрашенные ощущением легкости ивозвышенности другого мира Дерри, заставили его остаться. К тому же Ральфчувствовал что-то еще — простое и откровенное. Ему неприятно было видеть Луизу,в чьем здоровом оптимизме он никогда не сомневался, одиноко сидящую в парке ирыдающую навзрыд.

— Что случилось, Луиза?

— Я просто неважно себя чувствую! — закричала она. — Оставьменя в покое!

Луиза уткнула лицо в обтянутые перчатками руки. Спинатряслась, рукава голубого пальто подрагивали, и Ральф вспомнил Розали в момент,когда лысоголовый карлик кричал на нее, приказывая подойти: собака казаласьнесчастной и напуганной до смерти.

Ральф, присев рядом с Луизой, слегка обнял ее и притянулпоближе.

Женщина прижалась к нему, но тело ее осталось напряженным…Словно превратилось в камень.

— Не смотри на меня! — выкрикнула она тем же взвинченнымголосом.

— Даже не смей! У меня размазалась косметика! Я специальнокрасилась к приезду сына и невестки… Они приезжали на завтрак… Мы собирались вместепровести утро… «Мы отлично проведем время, ма», — сказал Гарольд… Но причина,по которой они приехали… Видишь ли, настоящей причиной… Она захлебнуласьплачем. Ральф достал из кармана смятый, но чистый платок и вложил его в ладоньЛуизы, та не глядя взяла платок.

— Давай, — сказал он. — Можешь подчистить перышки, еслихочешь, хотя ты не выглядишь плохо, Луиза; честное слово.

«Немножко взъерошенно», — подумал он и улыбнулся, но улыбкасразу же умерла. Он вспомнил тот сентябрьский день, когда отправился в аптекуза упаковкой химического сна и наткнулся на стоявших у входа в парк Луизу иБилла, живо обсуждающих демонстрацию, организованную Эдом возле здания Центра.— В тот день Луиза была явно подавлена — Ральф вспомнил, что она показалась емуизмученной и уставшей, несмотря на взволнованность и беспокойство, — но почтипрекрасной: широкие бедра вызывали томление, глаза горели, на щеках цвелдевический румянец. Сегодня все выглядело лишь воспоминанием; с разводами тушипод глазами Луиза Чесс напоминала старого печального клоуна, и Ральф испыталгорячую вспышку ярости к тому, кто или что вызвало эту перемену.

— Я выгляжу ужасно! — сказала Луиза, яростно орудуя платкомРальфа.

— Похожа на пугало!

— Нет, мэм, вы лишь немножко испачканы.

Наконец Луиза повернулась к нему. Ей пришлось приложитьнемалые усилия, чтобы снять румяна и все остальное платком Ральфа.

— Я выгляжу ужасно? — выдохнула она. — Скажи мне правду,Ральф Робертс, иначе окосеешь.

Он подался вперед и поцеловал влажную щеку.

— Прекрасно, Луиза. Тебе следовало бы поберечь свою неземнуюкрасоту. Она неуверенно улыбнулась, и эта мимика вызвала еще пару слезинок.

Ральф, взяв у нее смятый платок, нежно вытер их.

— Я так рада, что именно ты застал меня здесь, а не Билл,произнесла женщина. — Я сгорела бы со стыда, застань меня Билл рыдающей налюдях. Ральф огляделся по сторонам. Он увидел Розали, целую и невредимую, уподножия холма между двумя кабинами общественного туалета — собака лежала,положив морду на лапы, — но больше рядом никого не было.