— Неплохая картинка, — произнес, наконец, Президент с равнодушием капкана, и на лбу американского посла вдруг заблестели капельки пота. Эдик ощутил, что в зале очень душно. Наверняка кондиционеры российской сборки.

— Это копия, — поспешно сказал он. — Я ее только что продал.

— Вот как, — с тем же безразличием сказал президент. — А я подумал, что она неплохо бы смотрелась в моем рабочем кабинете.

— В кабинете Президента США, — высокомерно заговорил посол Америки, — «Демон» будет смотреться куда уместнее. Если принять во внимание роль Америки, как ведущей державы мира.

— Боюсь, это многим покажется нескромным, — в голосе Президента мелькнуло раздражение. Он повернулся к Эдику. — За сколько вы продали картину, Эдуард Максимович?

— За девять пассажирских самолетов системы «Локхид». Мы не знаем, сколько они сейчас стоят. Федеральное казначейство гарантирует выплату нужной суммы.

— Вы не шутите? — удивился Президент. — За простую копию? Это около миллиарда долларов, навскидку. Своеобразный рекорд, вам не кажется?

Президент смотрел прямо в глаза Эдика. С иронией, скрытой злостью, с тоской…или это только казалось Эдику? Главное, он давил взглядом. Сбивал цену. Эдик выдержал его. В конце концов, это лишь торговля. И сила тут не прокатывает. Президент никогда не признает эту копию за оригинал. Он живет в этой идиотской реальности, он сам ее — пусть не создал, но поддерживает. Так же как и Эдик. Неужели он признается, что втетеривает, втирает и втюхивает России и россиянам какой-то фальшак, мякину и черт те что? Никогда. Он Президент этой реальности. И первый же ее заложник.

— Это…очень и очень… — тяжело и нагло ответил Эдик, — очень качественная копия. Уверен, что сам Врубель с удовольствием и чистой совестью подписался бы под ней. — Эдик позволил себе усмешку. Тоже наглую. Президент поморщился и опустил взгляд.

— Я верю, — сухо сказал он. И снова посмотрел на картину. Очень тяжелым, решающим взглядом. И добавил: — Да, она будет прекрасно выглядеть в моем кабинете. Уступите картину мне, господин посол.

— Не могу. Ее ждет Президент Соединенных Штатов. Извините, — как можно тверже сказал посол.

— Я…прошу вас. — Президент улыбнулся. За ним улыбались все его детины и даже директор ФСБ. Еще бы, очень удачная шутка.

— Я сожалею. Вы немного опоздали.

— Я так не думаю. — Президент перестал улыбаться. Эдик загордился, каким тяжелым может быть взгляд Президента России. Он бы лично не выдержал. Но за американцем стояла Америка, и потому тот неприступно молчал. Положение попытался спасти израильский посол, который воспользовался объявлением по громкоговорителю посадки на уде заправленный самолет.

— Эдуард Максимович, прошу на посадку. Господа, прошу извинить, но нам надо…Вы летите с нами, господин посол? — Однако его суета затронула только семейство Эдика, которое потащилось следом за ним к дверям, ведущим в таможенный терминал VIP-зала, все прочие, включая Эдика, остались на месте. Разумеется, из этого зала существовал отдельный выход на летное поле, и через отдельный таможенный терминал. «Белой кости» нельзя стоять в очереди, их время дорого. И досмотр на этом таможенном терминале скорее формальный. Все ж понимают, что VIP-персона вроде крупного чиновника не станет мелочиться на контрабанде. Он, как ему подобает, хапнет внутри страны и переведет нахапанное в виде цифр через все границы по проводам. Поэтому тут стоит обычно один-единственный вежливый таможенник, который заботливо поправит вылезший из-за пояса пассажира пистолет, подскажет, как заправить половчее рубашку, чтобы скрыть пояс с долларами, которые не успели улететь по проводам, и всегда подберет вывалившиеся из кармана наркотики. Возможные преувеличения в этом описании лишь ярче показывают особое отношение в этом VIP-терминале. Но сегодня семейство Эдика увидело нечто другое. За дверями их ожидала целая толпа таможенников, которая так и сверкала кровожадными глазенками. Вперед вышел самый толстый таможенник. Эдик, который все-таки двинулся позади семейства проводить и вернуться, подумал, что этот тип по раскормленности имеет наверняка генеральский чин. Его заплывший салом свиные глазки обшарили весь скудный багажик, а кот обеспокоено поджал в клетке хвост, как будто понял, что отверстию под ним грозит вторжение. Коты, они чуткие. А вдруг он там бриллиант прячет, хвостатый? — эта мысль на таможенной роже прочитывалась даже котом. Поднять, осмотреть — и воткнуть толстый таможенный палец — вот так проявляет свое рвение славная российская таможня.

Впрочем, Эдик знал, в отличие от кота, что устрашающий таможенный вид носит скорее характер чистой психологической атаки, и потому тут же вернулся в зал. Его семейство вышвырнут из страны, держи они в руках даже по мешку маковой соломки. Отверстию под хвостом кота ничего не грозило. Им нужна картина. А судьба ее решалась в зале, где Президент России пробивал молчание американского посла тяжелыми кувалдами своих слов.

— Говоря языком дипломатов. — Посол покраснел. — Просьба, в которой нельзя отказать — это язык угрозы. Язык грубой силы. Позвольте в таком случае напомнить вам о тридцатимиллионном кредите, обещанном вашему государству. Боюсь, мое правительство вправе будет пересмотреть это решение.

— Не вижу к этому причин, — холодно сказал президент. — Тем более, ечли учитывать тот знак уважения, который я готов оказать Президенту Соединенных Штатов. Он не будет в обиде, потому что взамен этой копии он получит оригинал, что висит в Третьяковской галерее.

Посол открыл рот и посмотрел на Эдика, который, раскрыв рот, посмотрел на посла. Рты захлопнулись одновременно. Эдик был потрясен. Президент не отдал «Демона». Неужели…у России еще есть шанс подняться, выжить?! Впрочем, посол еще трепыхался, как рыба на гарпуне, он мямлил что-то о жертве, которую Америка не может принять, о невосполнимой потере для национальной культуры, которую его совесть не может допустить, но все его возражения напоминали волны, против твердого коварства чекиста.

Когда посол беспомощно замолчал, Президент кивнул:

— Значит, вопрос решен. Сейчас вас сопроводят в Третьяковку. — Он глянул на охрану, и двое сноровисто скатали «Демона» в прежний рулон. — Вы должны лично убедиться, что эта копия займет место оригинала. Думаю, не стоит афишировать мой подарок Америке. Это мой личный подарок.

Посол нехотя кивнул. Он проводил тоскливым взглядом рулон, который понесли к выходу, опустил голову — и потащился следом.

— Я провожу вас, Эдуард Максимович, — сказал Президент, — вы позволите?

Еще бы не позволить, если привычные пальцы чекиста мягкими тисками дружески стиснули локоть Эдика. Охрана Президента мигом очистила таможенный терминал от остатков таможенников. Далее шел коридор на летное поле, который охрана мигом прошерстила взглядами и выскользнула наружу, а по освобожденному пути двинулись Эдик и Президент. Двигались медленно, потому что Эдик невольно упирался, и чем ближе к выходу, тем больше упирался. То что Президент отобрал-таки «Демона», воскресило в душе Эдика надежду.