— Ты опять к нему поедешь?!

У Варвары не было сил отвечать, и она осторожно положиланагревшуюся трубку.

Ну вот. Она все теперь знает. И что ей делать? Как ей быть?Кому кричать «держи, а то уйдет!»?

Около трех часов Варвару вызвал шеф.

Полдня он просидел в кабинете, никого не принимал и всетолько шушукался с Иларией, которая то входила, то выходила и ни разу непосмотрела в сторону Варвары.

«Знак беды» — так назывался роман, который читала Варвара всамолете. Она читала роман под названием «Знак беды», а рядом чихал и утиралсяплатком Иван Александрович Берсенев.

Господи, что ей теперь делать? Она весь день задавала себеэтот вопрос, упорно и монотонно, и до сих пор не придумала на него ответ. Чтоей делать, господи?!

«Господь, — говорила бабушка Настя, — не соседская коза. Егопросто так не зовут. Только если уж дело какое важное…»

У Варвары было очень важное дело. Она знала, что беда ужестряслась, и все-таки умоляла того, который — не соседская коза, чтобы онпомог.

— Ну вот что, — сказал шеф, когда Варвара осторожно прикрыладверь в его кабинет и по неслышному ковру пошла к столу, как будто ее волоклина невидимом аркане, — все мы люди, и у нас бывают разные… ситуации. Что выстоите как столб? Садитесь.

Варвара неловко приткнулась на золоченый стул и сложила наколенях руки. Руки были большие и неухоженные. Варвара посмотрела на них, какбудто это были чьи-то чужие руки.

— Так вот, — продолжил шеф, как будто не сразу вспомнив, очем он хотел сказать. Очки сверкнули неумолимо. — Вы меня раздражаете, Варвара.

Она улыбнулась. А что ей еще оставалось делать?

— Да, — повторил он с нажимом. Кажется, ему не понравилось,что она улыбнулась. — Вы раздражаете меня. Вы неплохой работник, но я не могу свами работать. Есть два варианта. Или вы подаете заявление по собственномужеланию, и не надо мне никаких историй про то, что вы работаете в компании ужемного лет и так далее, — он повысил голос, словно Варвара уже открыла рот,чтобы затянуть какую-нибудь историю, а он хотел ей помешать, — или я перевожувас в дочернюю структуру. Машинисткой.

— В… какую структуру? — спросила Варвара. Голос подвел.Оказался хриплым и жалким, странно прозвучавшим в тишине и тепле богатогокабинета. Впрочем, так, наверное, и должен звучать голос работника, которогоувольняют потому, что он раздражает шефа.

Не он, а она. Она, Варвара, раздражает шефа.

— На Мичуринский проспект, — буркнул он. Очки опятьсверкнули.

— Спасибо, Альберт Анатольевич, — сказала Варвара иоткашлялась. Теперь самое главное не зареветь в его присутствии. Потом можно.Потом — сколько угодно. До утра, накрывшись с головой одеялом, с подвываниями итяжкими всхлипами, оплакивая свою пропащую жизнь. Сейчас — нет. Нельзя.

— Спасибо, Альберт Анатольевич, но на Мичуринский проспект яне хочу. Я напишу заявление, конечно же.

— Пишите, — приказал шеф и подвинул к ней заготовленныйзаранее листок бумаги. Варвара посмотрела на листок, удивляясьпредусмотрительности шефа. — Я подпишу, и вы отнесете его в кадры. Я хочу,чтобы завтра же вас здесь не было. Я не могу работать, когда вы все времяпопадаетесь мне на глаза. Простите.

— Завтра в десять совещание, — тихо сказала Варвара, делаянад собой усилие. Нужно было писать, а руки были такими холодными, что пальцыне слушались. Примерившись, она поудобнее перехватила ручку.

Господи, как это пишется? Прошу освободить меня… Прошу васосвободить меня… Прошу вас разрешить мне… С такого-то числа стать безработной иникому не нужной. Так, что ли?!

— К совещанию подготовит все Владислава, — проинформировалее шеф скучным голосом, — она приедет, и Лара введет ее в курс дела. Вы можетене задерживаться, Варвара.

— Я постараюсь не задерживаться, — четко ответила она иположила перед ним кое-как написанное заявление. Он размашисто подписал.

— До свидания.

— До свидания, Альберт Анатольевич.

Владислава! Владислава, которая носит леопардовые юбочки дополовины ягодиц и по четыре золотых браслета на каждом запястье! Владислава сее овощными рагу и тушеным мясом! Владислава с ее малороссийским выговором ивечным поминанием «ихних и ейных»!

«Мне о-очень, о-очень понравилось ейное платье!»

Она сядет на Варварино место, к ее компьютеру, к ее столу, кее телефону, к ее цветам, к ее стакану темного стекла, который она привезла изКарловых Вар и держала в нем ручки!

Нет, вот стакан Варвара заберет с собой! Пусть думают чтохотят, стакан она заберет.

Господи, Владислава!.. Ольга Громова, управляющая делами, вобморок упадет!..

Но что она может, Ольга Громова, когда начальник уже всерешил и даже заявление подписал!

Варвару еще никогда не выгоняли с работы, и поэтому она незнала, как должен вести себя человек, которого только что выгнали. Человек, укоторого кончилось все — любовь, работа, жизнь. Впрочем, любовь почти неначиналась. Или началась, и именно от этого так ужасающе, так невыносимобольно?

В приемной пахло кофе, духами и еще чем-то синтетическим исложным — может, жидкостью, которой уборщица мыла ковры, — привычным, знакомыммиром, в котором Варвара прожила столько лет и из которого ее только чтовыгнали.

Машинисткой на Мичуринский проспект!..

— Ну что? — спросила Илария, выглянув из своей комнаты. — Вывсе решили, Варварочка?

— Решили, Лара, — ответила Варвара тихо.

— Надеюсь, что до конца дня вы доработаете, — веселопроговорила Илария, — вы не обиделись на нас?

Из всего, что произошло, это «нас» было обиднее всего.

— Нет, — уверила ее Варвара и улыбнулась, — что мнеобижаться!

— Ну и прекрасно. В пять придет Владислава, вы не могли бы кэтому времени освободить стол от своих… личных вещей?

— В столе нет моих личных вещей, Лара.

— Разве? — удивилась она. — В нижнем ящики колготки и«Тампакс». Это не ваше?

Варвара молчала. Лицу стало жарко. Так жарко, что вспотеливиски. Илария посмотрела на нее и усмехнулась.

— Так что все соберите, Варварочка. Ничего не забудьте.

— Мне нужно сходить в кадры.