Нет, не сейчас! Еще слишком рано.

Она попыталась вырваться, попыталась изобразить потуги сопротивления. Тщетно: восстановление Осколка слишком сильно ее измотало, а собственная плоть в его новой реинкарнации предательски жаждала соединится с прежней хозяйкой. Вырываться из этих тисков было равносильно попыткам выбраться з зыбучего песка: чем больше сопротивляешься, тем сильнее тонешь, вязнешь в будущей могиле.

— Пожалуйста, еще слишком рано… — У Киирис не осталось сил даже на крик. Она была так близко, что теперь явно видела различия со своей зеркальной копией.

— Я же говорила, что не дам мне помешать, — оскалилась Кровожадное порождение ее собственной души и еще сильнее дернула Киирис на себя. — Ты всего лишь ошибка, бестолковое сознание, которое должно было сидеть в чулане и не мешать нам делать то, что мы должны были сделать.

Киирис попыталась освободиться, но на помощь Кровожадной пришла Страстная. Она смотрела на Киирис полными сожаления глазами и, крепко удерживая ее за правую руку, помогала сообщнице.

— Вы всего лишь порождения моей совести! — отчаянно сопротивляясь, выкрикнула Киирис. — Пустышки, которые ожили благодаря злости испуганного ребенка. Я могу вас контролировать!

Хоть, по правде говоря, это удавалось из рук вон плохо. Возможно, они и были выдумкой, ожившими тенями маленькой, потерявшей бессмертие мейритины, но она слишком хорошо и долго кормила их собственными страхами, чтобы в итоге обе ипостаси превратились в сильных и беспощадных тварей.

В какой-то момент она настолько выдохлась, что осознала — ее руки уже наполовину утонули в зеркальной глади. И с ужасом догадалась, что одновременно с этим та, Кровожадная душа, выбирается наружу, занимая ее место. Она хочет ее подменить?

Перед затуманенным от боли и бессилия взглядом, как калейдоскоп, замелькали картинки будущего: Кровожадная перед воскрешенным Осколком уверенно и беспощадно поворачивает время вспять. Она не боится умереть, отдав Осколку слишком много, потому что знает: живет лишь для свершения мести, существует, чтобы поднять взгляд к нему и закричать что есть силы: «Я хорошая дочь!». Образы маленького Раслера и молодого императора Дэйна расплывались, становились нечеткими. Прошлое менялось так стремительно, что Киирис с трудом поспевала различать каждую его новую грань. Вот обезумевший от ее нашептываний Раслер убивает своего венценосного брата, а вместе с ним обрушивает всю мощь неподконтрольной, чужеродной его тщедушному телу теургии на головы тысяч и тысяч жителей молодой и беспомощной Нэтрезской империи. За считанные часы огненные бури сжигают камни и плоть, превращают кости в прах. Через несколько дней материк превращается в выжженную рану на теле мира, который отказался подчиняться старым порядкам и захотел выбраться из-под ига тех, кто впитал в себя кровь богов. Эта бойня будет во сто крат ужаснее и беспощаднее той, что существует в этой реальности.

Пока еще существует.

«Если они победят, то больше ничего не будет иметь значения. Потому что мир смертных больше никогда не будет прежним. Мейрити не совершат ту же ошибку, не позволят несчастным поднять голову так же высоко. Они убьют мечту о свободе в самом зародыше. В том будущем нам уготована лишь одна участь: колодки и цепи, клетка, роде той, в которой королева-мать привезла меня в Мерод».

Нам… Киирис нашла мгновение среди болью и борьбой, чтобы улыбнуться. Что же, дорогой отец, ты слишком рано выбросил меня из нашего дома, а я слишком долго прожила среди смертных, чтобы забыть, каково это — быть бессмертной мейритиной. Я — смертная женщина, и этот мир — он мой».

— Ты же не думала, что я оставлю тебя одну, — раздался над ухом знакомый печальный голос. — Двое против трех не слишком большой перевес, но лучше, чем ты одна.

Раслер. Она не видела его, лишь почувствовала уверенное сильное объятие, тяжелое горячее дыхание в макушку. Откуда он тут? Разве не знает, что здесь ему не место?

И все же Раслер успел как раз вовремя. На последнем выдохе вырвал Киирис из цепких лап ее собственных отражений. Он все еще был бестелесным, но ощущался так явно, что она могла без труда различить контуры его тела, стекающую по черны пальцам теургию.

— Сделай то, что должна, Кровь богов.

Теперь он стоял перед ней, и Киирис с ужасом заметила отплетающиеся вокруг невидимки жадные руки. Пальцы Отражений алчно вдавливались в плоть, и окрашивались алым: на фоне бесцветного мира она казалась такой неестественно-яркой, что слепила и обжигала взгляд. И все же Киирис не могла не смотреть, как Кровожадная и Соблазнительница утягивают его в свой зеркальный мир. Утаскивают туда, откуда никто и никогда не вернется, где нет ничего, кроме первозданной разрушительной теургия, которая пожрет его и размолотит, и превратит в часть себя.

— Раслер… — Сейчас, когда они оба предельно ясно сознавали свое предназначение, слова были лишними. Но и молчать Киирис не могла. Что-то внутри нее, там, где пульсировала выжигающая душу боль, отчаянно сопротивлялось такому исходу. Это она, а не он, должна за все заплатить. Это она должна утонуть в безвестности теургии. — Ты лучший из мужчин, кого я знала.

На лице Раслера, теперь уже наполовину тусклом из-за зеркальной изнанки, появилась болезненная улыбка. Наследник костей и не думал сопротивляться, он принимал судьбу так же смиренно, как и она. И в этом их тела и души были едины и неделимы.

— Но любишь ты все-таки его, — сказал он с горечью, и когда его тело почти скрылось в зеркале, добавил: — Эта битва еще не проиграна, моя Кровь богов. Уходи, пока они увлечены мной, боюсь, меня на долго не хватит — Дэйн всегда говорил, что я слишком костлявый.

Киирис кивнула, надеясь, что последнее увиденное им была ее решительная улыбка. Сквозь слезы.

Ее тело мягко качнулось, стало невесомым, как семечко на ветру. Мейритина не сопротивлялась, позволила невидимой силе оторвать ее пола и поднимать все выше и выше, туда, где не существовало ничего, кроме бесконечности.

Когда она снова открыла глаза, то оказалась все в той же комнате, наполненной запахом свечей и обгоревшей плоти. Ложе было схим и истрескавшимся, как будто за этот короткий миг ее жизни время скакало безудержным галопом. Когда глаза привыкли к темноте Киирис заметила, что свечи превратились в оплывшие лужицы и, кажется, пребывали в таком виде целую вечность

Потребовалось время, силы и терпение, чтобы с горем пополам вытащить свое тщедушное тело наружу. Она едва могла передвигаться, едва могла дышать. Выход наружу маячил впереди белесым расплывчатым пятном. Оставалось только одно — идти на этот путеводный луч света. И не позволять слезам и горю разрывать то немного, что осталось от ее души.

Надежда на то, что Раслер нашел свое успокоение, была слишком слаба.

Он был прав: эту битву еще только предстояло выиграть.

Осколок в треугольной раме выглядел как обычное зеркало, не смертоносная реликвия. Киирис взяла его, и заметно наклонилась под тяжестью веса.

Наверное, прошла целая вечность, пока она выбралась наружу. Комната Наследника тени представляла собой воплощенный хаос: мебель опрокинута, вещи выпотрошены из шкафов, книжные полки разбиты. Книги, множество книг валялись вокруг подстреленными птицами с ободранным белоснежным оперением. Киирис оглянулась: теургическая Завеса, которая скрывала от посторонних глаз путь в его тайное убежище медленно и неумолимо истончалась. Вот и все, последняя хрупкая преграда между прошлым и настоящим превратилась в мерцающую паутину. Скоро не останется и этого.