Цирк скоро будет заполнен. Но Рикардо Рейс успел занятьхорошее место на солнечной стороне, что не имеет никакого значения, посколькусейчас все объемлет вечерний мрак, а хорошо это место тем, что находится не такдалеко от трибуны, чтобы не видеть лица выступающего, и не так близко, чтобынельзя было обозревать всю картину. Продолжается внос знамен и вход профсоюзов:первые — сплошь национальные, вторые — лишь в малой своей части, но, само собойразумеется, даже не придавая излишнее значение величественному символу отчизны,увидим мы, что находимся среди португальцев, более того — без ложной скромности— среди лучших из них. Скамьи уже забиты, только на арене теперь остается место,самое место знаменам и штандартам, оттого, должно быть, их там такое множество.Звучат приветствия людей, друг с другом знакомых и друг с другом соотнесенных,а те, кто по пути сюда кричал: Да здравствует Новое Государство! — и многотаких — неистово вскидывают руку, без устали вскакивают и садятся, чуть тольковнесут очередную священную хоругвь, как они уже опять на ногах и отдаютдревнеримский салют, простите за назойливое повторение, их простите, да и настоже, о témpora, o mores[73], столько усилий приложили Вириат сСерторием[74], чтобы выкинуть из страны имперских оккупантов, ибо империя этабыла незаконна де-юре, а для признания этого де-факто должно было бы хватитьзавещания оккупированных, так, говорю, старались они — и вот теперь Римвернулся в образе их же потомков, а лучший способ господства — это, несомненно,купить человека собой, а иногда и покупать не надо, отдается если не даром, такза бесценок, за полоску ткани на рукав, за право носить — или нести? — крестхристов, напишем на этот раз со строчной буквы, чтобы скандал был не стольгромким. Оркестр, чтобы скрасить ожидание, играет тем временем лучшее из своегорепертуара. Появляются наконец официальные лица, поднимаются на трибуну, всехохватывает дикий восторг. Гремят залпы патриотических криков: Португалия,Португалия, Португалия, Салазар, Салазар, Салазар, но этого не ждите, онприходит лишь туда и тогда, куда и когда считает нужным, этот митинг — не егоуровень, а что до Португалии, то она здесь, и ничего удивительного — онаповсюду. Справа от трибуны, на пустовавших до сей поры скамьях, теперь,порождая зависть у местных, рассаживаются представители итальянских фашистов вчерных рубашках, украшенных какими-то орденами, а слева — представителигерманских нацистов в рубашках коричневых и при галстуках с зажимами в видесвастики, и все они вытягивают руки к толпе, которая отвечает тем же и так же,пусть пока еще не так ловко, но с огромным желанием научиться, и в эту минутувходят испанские фалангисты в уже известных нам голубых рубашках — три разныхцвета и один истинный идеал. А зрители уже опять повскакали на ноги, в небесалетят восторженные клики на универсальном языке рева, наконец-то удалось унятьвавилонское столпотворение с помощью одного лишь жеста, немцы не знают нипортугальского, ни испанского, ни итальянского, испанцы — ни португальского, ниитальянского, ни немецкого, итальянцы — ни португальского, ни испанского, ниопять же немецкого, зато португальцы прекрасно говорят по-испански: usted —когда обращаешься, cuanto vale — когда приценяешься, gracias — это по-нашемубудет «спасибо», но когда все сердца бьются в унисон, достаточно, чтобы каждыйкрикнул на своем языке: Смерть большевизму! С трудом удается восстановитьтишину, оркестр троекратным уханьем турецкого барабана начинает военный марш, иобъявляется первый оратор, рабочий Морского Арсенала Жилберто Арротейя, а ужчем и как его улестили, знает только он и его искушение, за ним от имениПортугальской Молодежи выступает второй — Луис Пинто Коэльо, и тут-то начинаетвыявляться истинная цель этого митинга, поскольку выступающий внятно идоходчиво ратует за создание националистического ополчения, третий оратор —Фернандо Омень Кристо, четвертый — Абел Мескита, представляющий профсоюзыСетубала, пятый — Антонио Кастро Фернандес, который в недалеком будущем станетминистром, шестой — Рикардо Дуран, звание его — майор, а призвание — выступатьна митингах, и произнесенную речь он по прошествии нескольких недель повторит вЭворе и тоже — на арене для боя быков: Мы собрались здесь, окрыленные испаянные патриотическим идеалом, чтобы сказать и показать правительству страны,что являемся верными продолжателями дела наших героических предков, героев,открывших новые миры нашему миру, пронеся до самых отдаленных его уголковсвятую веру и стяг нашей империи, а также — и что когда позовет труба, ну, там,рожок или горн, мы все как один, сплотимся вокруг Салазара, гениальногочеловека, посвятившего свою жизнь беззаветному служению отечеству, и наконецседьмым по счету, первым по значению вышел на трибуну капитан Жорже БотельоМониз, вышел и обратился к властям с просьбой создать гражданский легион,который, подобно Салазару, посвятит себя исключительно служению родине по мересвоих слабых сил, и здесь будет очень уместно вспомнить старинную притчу о семиивовых прутьях, которые так легко сломать по одному и которые, собравшисьвместе, образуют связку или фасцию, а эти два слова только в словарях означаютодно и то же, и неизвестно, кому принадлежит данная реплика, хотя нет сомненийв том, кто ее повторяет. При упоминании гражданского легиона толпа — ну,разумеется, как один человек — снова встает, ибо пишется «легион», апроизносится «мундир», говорится «мундир», а подразумевается форменная рубашка,и осталось только решить, какого она будет цвета, но во всяком случае, здесь неместо для таких решений, а не то скажут, что мы собезьянничали, и все же она неможет быть ни черной, ни коричневой, ни голубой, а белый цвет — такой маркий, ажелтый — цвет отчаяния, в лиловом пусть ходит архиепископ, от красного упасинас Бог, вот и остается разве что зеленый, а чем плох зеленый? — скажут намщеголеватые юноши из Португальской Молодежи, которые в ожидании форменнойодежды ни о чем другом и думать не могут. Митинг идет к концу, обязательствовыполнено. Без сутолоки и толчеи движется к выходу толпа, поскольку этопортугальская толпа, кое-кто еще кричит «ура!», но уже не так зычно, самыерачительные знаменосцы сворачивают свои знамена, надевают на них чехлы, гаснетбольшая честь прожекторов, и теперь света ровно столько, сколько нужно, чтобыпублика не заблудилась. Заполняются вагоны специально арендованных трамваев иавтобусы, предназначенные для тех, кто приехал издалека. Рикардо Рейс, которыйвсе это время провел на открытом воздухе, с небом вместо крыши над головой,чувствует настоятельную потребность продышаться, глотнуть свежего воздуха.Пренебрегая появляющимися время от времени таксомоторами, на штурм которыхтотчас устремляются прочие участники митинга, он — вот уж точно: в чужом пирупохмелье — пересекает проспект, оказавшись на противоположном тротуаре, и всемвидом своим показывая, что вовсе не оттуда, откуда все, а оказался здесьсовершенно случайно, и нам ли не знать, сколь богат наш мио на совпадения.Пешком он пройдет через весь город, где нет и следа патриотического действа —обгоняющие его трамваи идут своими маршрутами, такси дремлют на площадях. ОтКампо-Пекено до Санта-Катарины — километров пять с гаком, с чего это нашемудоктору, обычно не склонному к долгим пешим прогулкам, вздумалось ноги бить? Они вправду сильно натрудил ноги, а, придя наконец домой и открыв окно, чтобывыветрить застоявшуюся духоту, вдруг понял, что всю дорогу до дома не думал отом, что видел и слышал, хоть ему и казалось — думает, а теперь не можетприпомнить ни единой мысли, ни мелькнувшей ассоциации, ни замечания по поводу,как будто на облаке доставили его туда и обратно, а облаком этим был он сам —нечто парящее в воздухе. Ему захотелось думать, размышлять, высказывать мненияи спорить с самим собой — но ничего не вышло: в памяти и в глазах застрялитолько люди в черных, коричневых и голубых рубашках, они стояли рядом, нарасстоянии вытянутой руки и на защите западной цивилизации, то есть моих грекови римлян, любопытно, что ответил бы дон Мигель де Унамуно, если бы егопригласили на митинг, может быть, и согласился бы, появился бы между Дураном иМонизом, показался бы широким массам: Вот он я, мужи Португалии,народ-самоубийца, люди, которые не кричат «Да здравствует смерть!», но живут издравствуют с нею, и не знаю, что еще сказать вам, ибо сам нуждаюсь в том,чтобы кто-нибудь поддержал меня и укрепил в дни слабости моей. Рикардо Рейсглядит во тьму, и тот, кто знает толк в предчувствиях и разбирается в душевныхсостояниях, сказал бы — что-то готовится. Уже глубокой ночью он закрывает окно,под конец он не мог уже думать ни о чем ином, кроме: На митинги больше непойду, и надо хорошенько вычистить пиджак и брюки, и в этот миг ощутилисходящий от них запах лука, как странно, он мог бы поклясться, что Викторарядом не было. Последующие дни были так обильны событиями, словно митинг наКампо-Пекено вдвое ускорил вращение земли, а у нас есть обыкновение называтьподобные эпизоды историческими событиями. Группа американских финансистовобратилась к генералу Франко с предложением предоставить необходимые средствадля успешного развития испанской революции, не иначе, как эта идея пришла вголову Джону Д. Рокфеллеру, не все же можно и нужно от него скрывать, вот«Нью-Йорк Таймс», приняв все меры предосторожности, чтобы не ранить ослабевшеесердце почтенного старца, и сообщила о вооруженном восстании в Испании, ибоесть на свете неприятности, на которые нельзя закрывать глаза, если не хочешьвляпаться в неприятности еще большие. А из Шварцвальда пришла весть о том, чтогерманские епископы заявили: Католическая церковь и Рейх плечом к плечу будутбороться против общего врага, а Муссолини, не желая оставаться в стороне иплестись в хвосте, поведал миру, что в кратчайшие сроки способен поставить подружье восемь миллионов человек, большая часть коих еще не остыла от жара победынад другим врагом западной цивилизации — Эфиопией. А возвращаясь к нашемуотечеству, скажем, что списки Португальской Молодежи постоянно пополняютсяновыми именами, а количество вступивших в организацию, именуемую ПортугальскийЛегион, исчисляется тысячами, а некий чин, ведающий в правительствекорпорациями, разродился статьей, где с большой экспрессией воздал хвалуруководителям национальных профсоюзов за благородный почин — организациюмитинга, назвав его горнилом и тиглем патриотического духа и выразивуверенность в том, что ничто на свете не воспрепятствует широкому шагу НовогоГосударства.