Нет.

Я не понимаю, что произнесла это вслух, пока не вижу, как Ланселот на меня смотрит.

– Я что-то не то сказал…

– Нет. – Я отвожу от Акколона взгляд.

Открываю рот. Закрываю его. Мне так хочется поделиться тем, что я видела. Ланселот ведь сам назвал это тяжелой ношей, и сейчас я как никогда хочу ее разделить. Но не могу, поэтому просто смеюсь. Смех вырывается из моего горла, и я не могу остановиться. Не могу остановиться, даже когда по щекам начинают бежать слезы, а люди на нас оборачиваются.

Ланселот уводит меня прочь из зала: его рука лежит на моей талии. Заземляет меня. Люди продолжают на нас пялиться, и я понимаю, что устроила сцену, но мне все равно. Перед лицом судьбы ничто не имеет смысла.

Мы выходим в пустой коридор, и Ланселот опирается на неровную каменную стену, ловит мой взгляд и ждет, когда я перестану смеяться – ему приходится ждать долго. Я никак не могу успокоиться: когда пытаюсь взять себя в руки, смех исторгается из меня с новой силой.

– Что с ней не так?

Слышу чей-то голос, вижу, как сквозь дверь проскальзывает Моргана. Она одна, Акколона рядом с ней нет.

И я тут же прихожу в себя: выпрямляюсь, хватаюсь за стену.

– Ничего, – быстро отвечаю я. Слишком быстро.

Моргана прищуривается, открывает рот, но не успевает ничего сказать – ее перебивает Ланселот:

– Никаких ссор. – Он переводит взгляд с нее на меня. – День и так затянулся… я бы сказал, две последние недели затянулись. Завтра во всем разберемся, а пока давайте вести себя как подобает.

 Моргана закрывает рот, скрещивает руки на груди и отводит взгляд.

– Что это был за мужчина? – спрашиваю. – Тот, с которым ты говорила? С темными волосами.

 Она моргает. Похоже, этого вопроса Моргана не ожидала.

– Сэр Акколон. Второй кузен Гвен.

 Обо всем этом я уже знаю от Нимуэ, но внутри меня все равно зреет плохое предчувствие.

 «Держись от него подальше», – хочется попросить мне, но я придерживаю язык. От этого будет только хуже. И Ланселот прав: сегодня не стоит ссориться.

 Поэтому я просто киваю.

– Прости меня за все, – выдавливаю я. – Прости, что до этого дошло. И прости за твои силы. Но это можно будет изменить.

 Я никак не могу прочесть выражение лица Морганы. Она колеблется.

– Я ведь понимаю, – произносит она наконец. – Понимаю, зачем все это. Это отличный ход.

– Но то, что ты сделала, тоже было… восхитительно, – замечаю я. – Твоя сила… все, на что ты способна…. Ты спасла нас. И Артур знает он, просто…

– Он слишком мягок, – подсказывает Моргана. – И это плохо. Но это одна из тех черт, за которые я его люблю. Однако эта мягкость сможет выжить, только если окружить ее шипами. И этими шипами была я. А теперь ими придется быть тебе.

– Ты останешься шипами и без магии, – возражаю я, но Моргана не выглядит такой уж уверенной.

– Не знаю, кем я буду без своей магии, – говорит она. – Она всегда была тем, что меня определяло… в Камелоте она была моим проклятием, а на Авалоне – даром. Моя магия – такая же часть меня, как мое сердце. И сама мысль о том, что мне придется жить без нее… не знаю, как я смогу это сделать.

– Мы вместе с этим справимся, – обещаю я. – И однажды ты больше не будешь злиться.

 Слова эти почти похожи на правду. Станут ли они ей, если я произнесу их достаточное количество раз?

– Но я не злюсь. Не совсем. – Моргана пожимает плечами, но я вижу правду в ее глазах.

 Сейчас гнев лишь едва теплится в них, но, если мы не избавимся от него, он перельется через край.

– Ты злишься. – Я делаю глубокий вдох. – И я видела, что твоя ярость сделает с нами. С миром.

 Моргана не удивляется моей откровенности. Может, какая-то часть ее уже почувствовала, как прорастает этот гнев. И я вспоминаю о том, что она сказала Артуру чуть раньше.

 «Я всю свою жизнь провела в твоей тени».

 Я не понимаю, откуда появилась эта обида. Может, я была слишком занята, всматриваясь в будущее, и пропустила все мелкие изменения, которые к этому и привели.

 Она поджимает губы, и я вижу в ее глазах искру надежды. Моргана еще не потеряна. Может… у нас получится ее вернуть. Не сейчас, но когда-нибудь. Надеюсь, будет не слишком поздно.

– Встретимся во дворе, – сообщаю я Моргане. – Да, и постарайся захватить с собой бутылку вина. Или три.

 Первые месяцы на Авалоне пролетели быстро – я словно успела сделать всего несколько вдохов. Вдыхала дни, когда сидела в пещерах с Нимуэ, и выдыхала вечера, когда бродила с Морганой, Артуром, Гвиневрой и иногда Ланселотом. Стена из шипов между ним и мной не увяла, но мы старались не ссориться ради остальных: разговаривали как можно меньше. И это давалось мне легко, когда мы были все вместе.

 Я привыкала к фейри, хотя даже не заметила, когда успела это сделать. Вчера я старалась не пялиться на них в открытую, а сегодня говорила о погоде с женщиной, даже не замечая, что у нее крылья, как у моли, и антенны торчат из головы. Фейри, какими их описывали в детских страшилках, исчезли из моей памяти, и их заменили фейри, которых я видела каждый день: они смеялись со своими друзьями, ели со мной за одним столом и любили свои семьи.

 Я считала, что пойми люди в Альбионе, как мало они отличаются от фейри, они не стали бы требовать кровопролития. Может, я была слишком наивной. Может, они никогда не смогут сосредоточиться на похожих чертах и всегда будут видеть лишь различия. Может, они продолжат цепляться за сражения, а не за мир.

 Я замечала движение времени только по убывающей и растущей луне, по кострам, которые разжигали каждое полнолуние.

 Мы не сразу начали на них приходить – были слишком малы. Мы оставались в своих комнатах, прислушивались к шуму вечеринки и представляли, каково там. Но потом нам исполнилось шестнадцать, и мы, один за другим – сначала Моргана, потом Ланселот, затем Гвиневра, Артур и я, – в течение нескольких месяцев стали достаточно взрослыми.

 Я потеряла счет кострам, на которые приходила в последующие годы, но самый первый помню ясно: в каком-то смысле он виделся мне запретным. Недозволенным и новым. Казалось, нам что-то сходит с рук.

 Гвен утащила из подвала под большим залом бутылку вина, но я на алкоголь тогда даже смотреть не могла. Я ждала, что в любую секунду