В первом ряду, справа, через несколько стульев от него,сидел пожилой полный господин с бородкой и внимательно смотрел на сцену. Возлегосподина дама. Взбитая, морковного цвета прическа и кончик носа.

Слева никто не сидел, Федор осмелел и оглянулся назад.Публика собралась вполне случайная, разноперая. Конторские и уличные барышни,молодые люди студенческого и богемного вида, демобилизованные военные, бюргерысреднего возраста, обоего пола. В последнем ряду парочка каких-то смутныхоборванцев. Все напряженно застыли и были поглощены тем, что происходило насцене. Только где-то в центре зала мирно дремала одинокая старушка.

Федор виском почувствовал неодобрительный взгляд князя иповернулся к сцене. Танцоры продолжали вывихивать конечности и биться всудорогах. Наблюдать это было тяжело. Федор переключил внимание на князя и судивлением заметил, что глаза гуру томно прикрылись, усы дрожат, рот оскален,поблескивает сталь зубов, на лбу капельки пота. Руки сжимают тонкие, обитыебархатом подлокотники так сильно, что побелели ногти. Физиономия выразиланестерпимое блаженство, вот сейчас сквозь дребезг фортепиано и топот босых ногпрорвется звериный рык и на гульфике княжеских брюк проступит темное влажноепятно.

Но ничего этого не произошло. Князь внезапно распахнул глазаи хлопнул в ладоши так громко, что в ушах зазвенело. Музыка умолкла. Люди насцене замерли, каждый в той позе, в какой застал его хлопок, а потом один задругим, как кости домино, стали валиться на пол, с тупым деревянным стуком, неменяя поз, не пытаясь удержаться на ногах или хотя бы смягчить падение.

Федор приподнялся. Он был уверен, что кому-то из упавшихнужна медицинская помощь. Но князь сердито посмотрел на него и сделалповелительный жест, обращенный к нему лично, мол, сиди, не дергайся.

Зал ошеломленно молчал. Артисты полежали немного изашевелились, стали неловко подниматься на ноги, отряхиваться, кланяться. Ноникто из них не улыбнулся. Лица остались замороженно серьезными. Когдаподнялась последняя, пожилая полная женщина с астматической одышкой, залпроснулся и зааплодировал.

Нельзя сказать, что овации были бурными и продолжительными,но какая-то барышня тонко выкрикнула из зала по русски:

— Месье Гурджиев! Вы гений! Я преклоняюсь перед вами!

Старушка, спавшая в центре зала, встрепенулась, мелко трясяжелтыми кудряшками, засеменила к сцене с букетиком вялых хризантем. Пианистпомог ей подняться по ступенькам. Князь встал ей навстречу, принял букет ипоцеловал руку. Занавес закрылся, старушка осталась на сцене.

Позже, во время ужина в кафе возле кинематографа, Федорузнал, что это не просто старушка, а тоже гуру, близкая подруга покойнойБлаватской, некая мисс Купер, родом из Америки.

Ужин проходил в отдельном зале. Стол был накрыт невиданнымияствами. Жаренные целиком молочные поросята и осетры, серебряные вазочки счерной и красной икрой, кулебяки, расстегаи. Тут же в зале стоял настоящиймангал, на углях с шипением подрумянивались шашлыки. Два толстых повара летали,как белые воздушные шары по маленькому залу, от стола к мангалу, от мангалу когромному самовару. Вокруг самовара на белых салфетках стояли корзинки сосладостями и фруктами.

Собрались все, кто участвовал в балете, включая пианиста. Вобычной одежде они выглядели вполне нормальными людьми, только лица оставалисьмрачно напряженными. Князь восседал во главе стола. По правую руку от неготрясла кудряшками мисс Купер. По левую он усадил Федора, налил ему полныйстакан водки.

— Пей, дорогой, у тебя был тяжелый день, тебе нужно расслабиться.

— Спасибо, я не пью, — Федор вежливо отстранил его руку состаканом.

— Пей, я сказал, — князь опять поднес стакан к его губам игрозно вытаращил глаза.

— Не буду, — Федор накрыл стакан ладонью и попытался с силойпридавить его к столу, вместе с рукой князя.

Князь не ожидал этого, стакан выскользнул на пол, водкаразлилась по ковру.

— Если вы не прекратите, я встану и уйду, — быстро прошепталФедор князю на ухо.

За столом все молча смотрели на них. Только поварапродолжали бесшумно летать, а старушка придвинула к себе вазочку с паюснойикрой и принялась поедать ее ложкой, иногда закусывая кусочками хлебногомякиша.

Князь еще минуту таращился на Федора, потом взял чистыйстакан и наполнил его, но уже не из бутылки, а из графинчика, стоявшего возлеего тарелки. Федор обратил внимание, что и себе князь наливал из графинчика.

— Пей! — громко, грозно приказал князь.

Стакан опять оказался у губ Федора.

— Не буду! — повторил Федор.

Он хотел подняться, но князь под столом наступил ему на ногуи прошептал:

— Это вода, дурак, понюхай.

Правда, в стакане была вода. Федор выпил. Князь тут же сунулему в рот кусок копченой семги.

— Теперь все пьют и едят. Благословляю трапезу сию, —торжественно объявил князь.

Послушно застучали ножи и вилки, но никто так и не произнесни слова. Князь встал, подошел к самовару, наложил в тарелку сладостей,вернулся к столу и поставил эту тарелку перед полной астматической дамой.

— Ты будешь кушать это.

— Учитель, мне нельзя сладкого, — робко произнесла дама.

— Из моих рук можно все. Кушай, не бойся.

— Да, учитель, — дама принялась ковырять вилкой кубиклукума.

Князь отечески потрепал ее по щеке, подошел к тощемумаленькому мужчине и придвинул ему тарелку с селедкой.

— Учитель, мне нельзя соленого, у меня больные почки.

Следующей оказалась маленькая юная барышня с личикомгрустного мопса. Перед ней князь поставил тарелку с ломтями сала и налил полныйстакан вишневого ликеру.

Так он обошел всех, потчуя каждого тем, что этому человекунельзя или чего он терпеть не может, придумывая тошнотворные сочетания вродеселедки с вареньем или лукума с икрой. Особенно нравилось ему поить крепкимспиртным непьющих. Ученики говорили на разных языках, на русском, английском,французском и немецком. Он всех понимал и всем отвечал по русски. Они его тожепонимали и слушались беспрекословно.

Вернувшись на место, князь принялся за еду. Ел он много,жадно, неряшливо. В утробе его исчез небольшой осетр, почти целиком, половинапоросенка, две палки шашлыка, гора овощей, гигантские букеты зелени. Все это онзапивал водой из графинчика, иногда вином. Впрочем, Федор успел заметить, что вбутылках, из которых подливал себе князь, был то ли сок, то ли компот.