Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему ты вдруг пришел?
– Не знаю. Я разозлился на тебя жутко, психовал – но в то же время беспокойство не отпускало, как будто внутри что-то толкало. И я сказал ребятам, и Лионель предположил, что это несварение, а Тео – что интуиция, но мы все сошлись на том, что я должен пойти и проверить, а они доиграют сами.
– Ты сказал им?
– Что ты пускаешь слюни в отключке из-за бухла и барбитуратов? Нет. Сказал, что тебе грустно и ты плачешь, и я кормлю тебя мороженым под «Сорокалетнего девственника», они сказали, что отрежут твоему maricon de mierda его грязные cojones[163] и посоветовали еще посмотреть «Мадагаскар». Ты у меня в долгу.
Я вытерла глаза. Дурацкие слезы!
– Да. Прости меня, Энрике. За то, что заставила волноваться… и за это вот всё.
– Джуд ведь так и не заметил ничего, да? – вдруг спросил Энрике, и я умолкла. Джуд.
В этом моменте я должна сделать отступление и рассказать о чуде, которое приключилось с нашим другом под Рождество. Джуд завел себе подружку и теперь после работы спешил к ней, едва на витрине закрывались ставни. Даму сердца звали Кейт, ростом она была с валлийского пони, и характером в него же. У Кейт были густые блестящие волосы до пояса, заливистый смех и семь дерзких дочерей, похожих на сказочных селки. Они недавно переехали в «город ангелов» из Оттавы и почти сразу познакомились с Джудом. Менее подходящих друг другу людей трудно было и представить. Флегматичный долговязый Джуд комично смотрелся рядом со свирепой крошкой Кейт, но удивительно – они ладили и казалось, не чаяли души друг в друге. Не знаю, как уж они решили дело с нелюбовью Джуда к сексу – он не распространялся, а я не настаивала. Иногда не нужно выяснять, как работают те или иные вещи, главное – что работают.
Мне нравилась энергичная Кейт и ее задорные девчонки, и я радовалась за друга – он заслужил радость, как никто. Тем более, ситуация играла мне на руку. Свалившиеся счастье делает людей глупыми. Джуд, влюбленный и светящийся, не обратил внимания на то, что после коротких рождественских каникул из Хэмптонса вернулась не совсем та Ева, которую он знал.
– Нет, – мягко ответила я. – Джуд ничего не заметил.
– Что случилось, Ева?
– Не заставляй меня лгать, Энрике. Я слишком люблю тебя для этого, – вернула я ему его же фразу.
– Но недостаточно сильно, чтобы довериться?
– Дело не в этом. Я доверяю тебе, просто ты…
– Мужчина?
Я еле заметно побледнела и кивнула.
– Да.
Энрике помедлил.
– Я соврал тебе. Ты разозлишься, и будешь права, но я знаю, что поступил правильно.
– Ты о чем сейчас?
– Не только Тео и Лионель спрашивали о тебе этой ночью.
От ужаса осознания мои пальцы похолодели.
– Нет.
– Она звонила и звонила, а ты… Ты лежала такая белая на этом диване, и твоя грудь почти не двигалась, а руки на ощупь напоминали кусок льда. И я вдруг очень испугался.
– Нет, ты не мог.
– Я поднял трубку. Представился. Она знала про меня. Она сказала, что выезжает в аэропорт сию секунду и попросила меня не уходить.
Я начала плакать.
– Что ты ей рассказал?
– Всё. Я рассказал ей всё. И ты тоже, mi niña, должна рассказать. Она чудесная, твоя Роуз. И ей не все равно.
Энрике посмотрел в телефон, кивнул невидимому собеседнику.
– Она через несколько минут будет здесь.
Я схватила его за рукав.
– Не уходи.
Мой всегда смешливый друг выглядел необычайно серьезным и печальным. Он подошел ко мне, обнял, поцеловал в макушку.
– Каждому человеку, которому ты даришь доверие, ты даешь в руки нож. Им он может тебя уничтожить или защитить[164].
– Но?
– Просто позволь Роуз тебе помочь.
И не дожидаясь ответа, он вышел, не оборачиваясь.
Роуз дышала дождем и туманом. Ее красивое лицо было блеклым и тусклым, провалы под скулами темнели бессонной ночью. Одетая просто, в джинсы и фланелевую рубашку, она выглядела одновременно хрупкой и стальной. Я никогда не волновалась за себя – но она переживала обо мне, и пищевод выкрутило как бельевую веревку от понимания того, какую боль причинила ей.
Я ждала упрека, была готова к обвинениям в безответственности, инфантильности, но Роуз не двигалась с места, стояла напротив и молчала, глядя на меня зрачками, тонущими в глазах.
Я хотела сказать «прости», стереть с ее лица тень и серьезность, поцеловать, возвращая вишневым губам разврат и бесшабашность, но не могла. Подошла к ней, обвила обеими руками жесткую тонкую талию, склонила голову на тонкое плечо.
– Я в порядке.
– Нет, – едва ощутимым движением она провела рукой по моим волосам, спрятала ладонь на затылке. – Это я во всем виновата.
– Роуз, нет, не говори так, – запротестовала я. – Ну в чем ты можешь быть виновата? Я люблю тебя.
Она обхватила моё лицо руками, посмотрела в глаза.
– Я знала, что так будет. Почти сразу знала, но не могла, должна была, но не могла от тебя отказаться. Я так хотела оставить тебя себе, понимаешь?
В глазах Роуз – в глазах моей Роуз блестели слезы, их бриллиантовые грани разрезали мне сердце. Она не сказала ничего нового – ничего такого, о чем я не догадалась уже давно.
– У тебя ведь есть муж?
На мгновение ее лицо разломилось на две части, исполосованное страданием, но она собрала его обратно.
– Конечно.
Вина и мука застыли в уголках ее рта беззвучным криком. Мне не было больно. Спокойная старая вечность вытеснила из меня все мечты и сожаления, оставив лишь безграничное понимание. Как же тяжело было ей признаться – ей, такой гордой и непримиримой. Как давно она выедает себя, не зная, что я перед ней виновата в том же? Мы обманывали друг друга с самого начала, наш замок построен из воздуха, мы обе изрезали себя до кости. Роуз всегда была сильнее меня – и всегда будет. Она решительная, яркая и безжалостная – я обожаю ее не в последнюю очередь за это, но в этот миг я была невыносимо выше и мудрее, и любила ее как никогда остро, звеняще. Она примчалась спасти меня – не зная того, что могу подарить ей я. Прощение.
– Ева…
– Ш-ш, – я приложила пальцы к ее губам. – Молчи, – шепнула тихо-тихо. – Молчи и обнимай меня крепче.
Ткань мира сгустилась под моими пальцами, подчиняясь, ожидая приказа. Я поцеловала лилейные веки, прочертила линии по совершенным выступающим скулам, прильнула к морозно-дурманным маковым губам, украла молящий травяной вдох.