Всегда ведомая, в этот раз я вела ее за собой, заставляя потеряться, утопить в горячечном омуте страсти все вопросы, которые были на ее языке так близко, что я чувствовала их нетерпеливую дрожь. Оберегая свою постыдную тайну, я стала подлой, гибкой, расчетливой. Вывернув стремление Роуз держать все под контролем, я позволила ей обвинить себя в происходящем со мной – и за это же ее и простила.

Целуя точеные плечи, томительно втягивая ртом пионовые твердые соски, скользя губами по безупречным бедрам, погружая язык во влажную трепещущую глубину – я любила ее. И ей лгала.

Снова.

* * *

Роуз осталась до вечера, а потом улетела. Мы пили вино, лежа в кровати, она рассказывала мне о себе. О том, какой была раньше. Как вышла замуж совсем молодой за такого же как она, амбициозного и яростного мальчишку, как они прогрызали себе путь наверх – не вместе, но рядом, плечом к плечу. Однажды они победили всех врагов и оказавшись на соседних вершинах поняли, что любви между ними давно нет – но доверять они могут только друг другу. В джунглях, где каждое неосторожное слово может обернуться против тебя смертельной анакондой, они могли показывать слабость только перед собой.

– Я никогда не брошу его, понимаешь? Мы больше, чем муж и жена. Мы – друзья.

Я понимала. С самого начала я знала, что она дана мне на время и когда-нибудь уйдет, разбив мое сердце. Она была слишком прекрасна для меня, слишком безумна и совершенна.

Где-то за пупком уже потихоньку начинало болезненно дергать, но пока еще состояние идеальной гармонии держалось. Роуз уедет и наступит очередная ночь наедине с собой, но сейчас она рядом и все почти как раньше.

– Мы должны расстаться, – она склонилась надо мной, щекоча грудь волосами.

– Не должны.

– Глупая девчонка, мы и встречаться-то не должны были!

– Ты сама виновата. Просто ты стервозная сучка, всегда добивающаяся своего.

– Что? Это я-то стервозина? – в ее голосе послышался смех. Притворно негодуя, она села на меня верхом, плотно обхватив ногами, – Это ты меня соблазнила! Я к тебе и пальцем не собиралась притрагиваться.

– Но ведь притронулась же, – я положила ладони ей ниже талии, потянула тесней к себе. Роуз не сопротивлялась.

– Притронулась, – в доказательство своих слов она лизнула мой мгновенно напрягшийся сосок. – И не могу перестать хотеть притрагиваться еще.

– Так не переставай, – я контролировала свой голос, но ускорившийся пульс сбивал дыхание, выдавал с головой.

– Когда-нибудь ты пожалеешь, что так сказала.

Я заерзала под ней, покачивая тазом. Все равно.

Роуз, не в силах больше себя сдерживать, обхватила губами мой сосок, легонько потянула – еще чуть-чуть и было бы больно, но так как есть – до помутнения в глазах приятно. Я прогнула поясницу вверх, мне хотелось быть ближе к ней, чувствовать ее кожу. Не переставая дразнить чувствительную грудь, она просунула между нашими соприкасавшимися бедрами руку, потерла изнывающий от возбуждения влажный клитор большим пальцем, скользнув внутрь сведенными вместе указательным и средним. Я не сдерживала глубоких криков, зная, как любит она их слышать, как нетерпеливо ждет.

Меня несло сумасшедшей лавиной, я была уже на гребне, но она затормозила, растягивая наслаждение, намеренно снижая волну. Оставив пылающую, словно натертую порохом, грудь, она вернулась к моим раскрытым в молящем стоне губам, ласково касаясь их своими, не проникая глубже, обещая поцелуй, но не давая его. Я скользила под ней, мокрая, покорная. Не переставая гладить меня внутри – но уже нежно, выматывающе медленно, она прижалась щекой к моей щеке, прошептала насмешливо:

– И кто из нас тут стервозная сучка, всегда добивающаяся своего? Что ты сейчас скажешь?

Я повернула голову так, чтобы наконец-то завладеть ее языком, выпить этот жадный рот, сводящий с ума.

– Еще.

В какой-то момент ты понимаешь, что ты – это не грустная история, ты жив. И ты стоишь и смотришь на огни и на всё вокруг, что заставляет тебя удивляться, и ты слушаешь эту песню и едешь по дороге с людьми, которых любишь больше всего на свете. И в этот момент, клянусь, мы часть вечности. [165]

– Ты не можешь вот так просто заявиться на торжественный прием без приглашения!

– Еще как могу.

Мы спорили вяло. Этот разговор продолжался не первую неделю и все аргументы давно уже были грохнуты об стол, однако диспозиция воинствующих сил так и не сдвинулась с места: каждый упорствовал на своем.

Приближение лета всегда действует на меня странно – виной ли тут астрология или мои личные закидоны, я не знаю, но каждый год в конце мая на меня нападает безудержное желание что-то изменить, что-то сделать. Откровенный разговор с Роуз два месяца назад вскрыл болезненный узел на моем сердце и теперь это место непрерывно болело, нарывало и зудело. Мне хотелось движения, перемен – пусть даже и разрушающих. Открытие нового автомобильного салона Роуз, назначенное на последний день весны, стало тем самым подходящим поводом, который я ждала.

Я поеду туда и посмотрю на ее мужа.

Я должна знать. Должна увидеть её с ним.

Джуд был категорически против – и стопроцентно прав: мне не стоило туда ехать. Роуз разозлится как черт, когда увидит меня – эта женщина, твердо держащая под контролем свою жизнь, ненавидела сюрпризы.

Тем сильнее она удивится.

– Ты ведь не передумаешь? – в голосе Джуда звучала покорность судьбе. – Ты упрямей Кейт, когда седлаешь ветер.

– Что я делаю? – я изумленно подняла брови. – Ну и метафоры у тебя, Джуд. Это что-то из шотландского?

– Это что-то из бараньего. Глядя на тебя, можно подумать, что большую часть своей жизни ты нежишься как кошка, лениво жмурясь на солнечном подоконнике, но когда ты чего-то действительно хочешь… Мне кажется, я вижу, как за твоими плечами развевается плащ из бури.

– Ты перечитал Маризиной манги. Никакая я не буря – скорее маленький домик Дороти, который несет ураган.

– Этот маленький домик уничтожил ведьму Востока, – многозначительно парировал Джуд. – Не боишься, что твоя колдунья не переживет встречи с торнадо, который сама же и запустила?

– Роуз – не злая волшебница, а самая обычная женщина. А я… просто устала ходить буквой Джи.

– Буквой Джи? – Джуд подавился смешком. – Ты уверена, что имеешь ввиду именно шахматы?

– Ого! – друг сумел меня удивить. – Это была поддевка, достойная ядовитого жала Энрике. Пожалуй, еще через годик с Кейт ты развратишься так, что вгонишь меня в краску своими шуточками, – посмеявшись, мы снова стали серьезными.

– Джуд. Я знаю, что это неправильно. Но… я не могу иначе. Я чувствую, что мне нужно попасть на этот прием. Желание быть там взрезает мне вены.