– Я не к нему.

Я сразу поверила, что он не шутит. Ненависть неприкрыто полыхала в его остекленевших от выпивки и злости глазах. «Не может достать Майка, пришел за мной». Паника, безумный животный ужас накатывали на меня, мешали мыслить здраво, заставляли дрожать. Я была лишь в нижнем белье – трусы и майка на бретельках – и мой страх гусиной кожей выдавал меня. Я завертела головой по сторонам в поисках чего-то, чем можно защищаться, Фред, заметив это, шагнул ко мне, не тратя времени на разговоры. Взвизгнув, я бросилась мимо него, прочь, к выходу, но он догнал меня, схватил сзади за шею.

«Кричи»

Крик вырвался из моего горла, и угас под его рукой – узкой, женственной, цепкой, пахнущей мылом и кожей.

– Заткнись, сучка. Никто не придет.

Я стала брыкаться, ткнула локтем наугад, видимо попала в чувствительное место, потому что Фред зашипел и согнулся пополам, но не разжал руки. Он подтолкнул меня в сторону кровати, бросил поперек, сам сел сверху, не давая пошевелиться. Одной рукой он удерживал мои руки за спиной, второй расстегивал брюки. Мой рот был свободен, но, прижатая лицом в матрас, не могла кричать, и лишь захлебывалась: отпусти, пожалуйста, не надо. Удерживая меня сильными ногами, он наклонился к моему уху, прошептал, издеваясь:

– Ну что, последнее слово перед казнью будет?

– Фред… – я говорила торопливо, стараясь не плакать. – Фред, не надо. Ты же не такой. Не делай этого. Уходи, я никому ничего не скажу.

Он замер, и на короткое мгновение надежда, что все образуется, вспыхнула в груди, но тут он коротко, зло рассмеялся и мое сердце разбилось: он не отступит.

– Это место было моей целью. Я два года рвал задницу, унижался, терпел тупой треп Коннора, всегда был полезным и нужным, брался за нудные выгодные дела, скалил зубы в вежливой улыбке и Коннор обещал, прямым текстом говорил, что кресло партнера у меня в кармане, но вот мы здесь… И что мы видим? Он все равно он предпочел высокомерного гениального ублюдка!

Фред почти нежно погладил меня свободной рукой по спине и от этого вдруг стало безысходно страшно, неотвратимо.

– Прости, детка. Не стоило Мейсону оставлять тебя одну в такой вечер. Он думает, что наебал меня, но я, кажется, придумал, как вернуть ему должок.

Он провел между бедер рукой, смоченной в слюне, а потом вошел. Все происходило молча, сопровождаемое лишь его пыхтением и моим скулежом. Мне не было больно, и Фред не бил меня, просто монотонно долбился с пьяной яростью, вымещая на мне свою горечь, втаптывая в грязь и пот мои достоинство, гордость и самоуважение. Оттого, что это оказалось ему так легко – просто прийти и взять желаемое, оттого, что я не хотела, но все равно лежала сейчас под ним, не в состоянии оказать достойного сопротивления, что-то корежилось во мне, уродливо сминалось. Он кончил в меня, не заботясь о том, чтобы вовремя высунуть свой член, и это дополнительное унижение заставило меня зарыдать сильнее. Фред не ушел, продолжая сидеть сверху, как на объезженной кобыле. Он отпустил мои руки, прекрасно чувствуя, что я не смогу сейчас ничего, раздавленная. Помедлив, перевернул меня на спину как куклу, я отвернула заплаканное лицо, чтобы не видеть его горящих триумфом глаз. Он не меня сейчас трахнул, а Майка, но от этого было не легче.

Фреда, уже расслабленного, теперь тянуло поговорить.

– Ничего личного, на самом-то деле. Ты ведь даже не нравишься мне, никогда не нравилась, ты знаешь это? – я не отвечала, глотая слезы, а он разгонялся. – Маленькие сиськи, – он больно ущипнул за сосок, – жирные ляжки, – шлепок по бедрам, – вид благочестивой монашки… – он сжал пальцами мое лицо, надавливая на щеки, – но глаза… глаза сучьи. Всегда было интересно, что же Мейсон в тебе нашел? То ли дело твоя рыжая подружка, вот та – честная шлюха, одно удовольствие было ее трахать, не то что тебя, аморфную рыбину. Если ты такая вялая, когда тебя насилуют, какая же ты дохлая по доброй воле? Я всегда подозревал, что у Майка не все в порядке с головой, раз он потерял её от тебя.

Не прекращая изрыгать гадости, он шарил рукой по моему телу, забирался везде, щипал, гладил. Видимо, Фред был из тех, кого возбуждали гнусности, потому что он его член снова налился, омерзительно белесый и крупный. Он всунул в меня два пальца и стал водить взад-вперед, возбуждая, а сам шарил глазами по лицу, упивался моим отвращением и слабостью.

– Пожалуешься Майку? О, конечно же, пожалуешься. Как же обидно, что мне не увидеть его глаза в этот момент.

В этот момент за дверью раздались шаги, и мы оба замерли, напрягшись. Я – с чувством ужаса и надежды, Фред – со страхом. Несмотря на все его бахвальство, даже сейчас он боялся Майка. Шаги проследовали дальше, и я разом обмякла. Никто не спасет. Наши с Фредом глаза встретились и страхи одного отразились в зрачках другого.

– Он тебя уничтожит, – прошептала я, а Фред криво, безобразно усмехнулся. – Я уже уничтожен. Но знаешь, что? Когда твой любовничек придет ко мне карающим мстителем, мгновение, когда я расскажу ему, как же ты… – он надавил на клитор, выбив из моего подлого тела вздох, – стонала подо мной от удовольствия, будет моей победой.

Распалив себя собственными словами, он взгромоздился на меня снова, задвигавшись медленно, мучительно. Он мстил за то, что я увидела его слабость и трусость, за то, что его первой реакцией на разоблачение был испуг.

Я больше не плакала, лишь, прикусив губу, ждала, когда все закончится. Меня здесь нет, это происходит не со мной, я буду думать о том, как мы днем с Майком играли в снежки.

Он наконец слез с меня. Я свернулась клубком, желая исчезнуть, просочиться сквозь стену и пространство. Застегивая брюки, Фред продолжал говорить добродушным, снисходительным тоном.

– Ну-ну, не стоит делать вид, что так уж расстроена. Ты далеко не невинная девица, понимаешь, что к чему. И я хороший любовник, будь ты чуточку посговорчивей, и сама бы заметила. Рыжая же тебе хвасталась? Наверняка хвасталась. Вы, телки, вечно трещите о таком. Какие же у нее были буфера, не в пример твоим! – мечтательно произнес он, чуть ли не причмокивая, а потом резким тоном спросил: – Что она тебе про меня говорила?

Я приподняла голову: невероятно, но он на полном серьезе рассчитывал на ответ. Эта мразь действительно ждала от меня подтверждения тому, что случайная любовница когда-то расхваливала его мужскую мощь. Что-то непокорное в моей душе подняло голову, бунтующее и бесстрашное, позволило наплевать на осторожность, ответить едко и презрительно фразой, подаренной мне Роуз в один из самых прекрасных и безрассудных наших дней:

– Энни смеялась, что у тебя маленький член.

– Сука! – его красивое лицо исказилось, он сделал шаг и замахнулся, намереваясь ударить, но в последний момент передумал. Сплюнув, пробормотал грязное ругательство, развернулся и вышел вон.

Я лежала, баюкая себя, расползаясь во времени, сконцентрировав пустой взгляд на платье, перекинутом через спинку стула. Поленилась повесить в шкаф, бросила так. Мысли наплывали и путались, тревожно наслаиваясь оборванными словами. Желтое пятно наряда маячило на периферии зрения, раздражая и выматывая, словно что-то пыталось мне сообщить. Словно обвиняло. Ты жалкая. Грязная. Ты сама виновата. Ты не должна была открывать дверь. Ехать сюда. Знакомиться с Майком.