Но судьба распорядилась иначе, бабка скончалась, когдавнучке стукнуло пятнадцать… Потом Марья узнала о беременности Лены и о Павле…

Отношения с зятем не сложились сразу. Уж больно неотесанными грубым казался парень. Марья не видела никаких привлекательных сторон в Павлеи даже попыталась развести его с Леной. Но девочка проявила неожиданнуютвердость характера и в первый раз возразила той, которую считала своей роднойматерью.

– Я его люблю, не нравится, уезжай к себе, квартира моя, тытут никто!

Жуткая обида затопила душу Марьи Михайловны. Мигом всплылисо дна души воспоминания… К тому же Леночка, по-детски желавшая добиться всего,чего хочется, неожиданно попала острым шилом в самое больное место. Марью ивпрямь не прописали в шикарной квартире. Наверное, Ольга боялась, что после еесмерти старшенькая затеет размен и обманет внучку. Леночка всегда была еелюбимицей, и четырехкомнатные хоромы должны были достаться ей. Марьедействительно было некуда идти. К тому же после Ольги осталась толстаясберкнижка. Вклад на ней был завещан Лене. Марья могла им распоряжаться толькокак опекун. Уйдя от наглой, не помнящей добра девчонки, Марья Михайловна вновьоказалась бы нищей, а жить с пьяницей-соседом ей совершенно не хотелось. Пришлось,наступив себе на горло, изображать любовь к нагло расхаживающему по комнатамПавлу… Впрочем, ничего нового в этой ситуации для Марьи Михайловны не было, онадо этого точно так жила с матерью и Милой. Хотя справедливости ради следуетотметить, что к Леночке она испытывала кое-какие добрые чувства, которыеначисто пропали, когда девочка сказала ей про квартиру.

Правда, уже вечером того же дня Леночка плача пришла кматери:

– Прости меня, бог знает, что я ляпнула! Извини, давайпрописывайся сюда, ну ее, твою комнату!

Марья Михайловна вздохнула; воспитывая Лену, она так и непочувствовала себя матерью. Настоящая мать всегда простит свое дитя, что бы тони совершило… Но художница никак не могла забыть гадких слов Лены. Не подаваявида, Марья Михайловна сказала:

– Нет, детка, отдавать комнату государству жалко. Сразуотберут, как только пропишусь, а лишняя жилплощадь нам не помешает, вырастетребеночек, ему пригодится…

Лена кинулась ей на шею:

– Люблю тебя, ну прости!

– Кто старое помянет, тому глаз вон, – улыбнулась МарьяМихайловна.

Успокоенная девочка ушла, но Марья не простила. Более того,семена ненависти, посеянные в ее душе, проросли и дали обильные всходы.

Родился Никита, Марья Михайловна вновь превратилась вняньку. Сначала проживали вклад, завещанный Лене, но потом грянули финансовыереформы, деньги в один день превратились в пыль.

Пришлось продавать кое-какие цацки… Стало совсем кисло,правда, и Павел, и Лена пытались заработать, но все их попытки заканчивалисьнеудачей. С горя Марья Михайловна написала жуткую картину, этакий ужастик наполотне, и от полного отчаяния встала с ней около метро. Мигом рядомпритормозил «Мерседес», высунулся парень, похожий на «обожаемого» зятя, какбрат-близнец, и гаркнул:

– Сколько?

– Триста, – промямлила Марья Михайловна, забыв прибавить«тысяч».

Еще не было девальвации и в ходу были купюры с огромнымколичеством нулей.

– Давай, – велел браток и открыл заднюю дверь роскошнойтачки.

Марья Михайловна сунула полотно внутрь кожаного салона.Парнишка протянул ей три зеленые бумажки и гоготнул:

– У Коляна день рождения, с ума сойдет, когда увидит.

Потом роскошная иномарка, обдав художницу грязью из-подколес, унеслась. Женщина в растерянности смотрела на огромную сумму… Тристадолларов! Она-то просила рубли!

Так Марья Михайловна стала малевать ужастики, улетавшие, какгорячие пирожки. За полгода из домработницы и нищей приживалки она превратиласьв финансовый столп семьи, отношение к ней родных резко изменилось. Впрочем, иЛена, и Павел были и раньше вежливы, но… но всегда разговаривали с ней слегкаснисходительно, свысока, так в некоторых семьях общаются сбабками-пенсионерками. Готовит обед – и ладно, чего еще хотеть. Марью Михайловнуподобное положение дико злило, но теперь все изменилось. Зять мигом приглушалтелевизор, если теща, высовываясь из мастерской, заявляла:

– Мне мешает громкий звук.

А Леночка встала к плите, приговаривая:

– Работай, мамуся, ты теперь у нас «продажная женщина».

Нуждаться они перестали, но денег все равно не хватало. Нопотом Павел принес в дом видеокассету с веселой лентой о мошенниках,подделывающих произведения искусства, и Марья Михайловна решила: а чем я хуже?

– Значит, это она все задумала? – ахнула я.

Олег кивнул:

– Более того, ни слова не сказала ни дочери, ни зятю!

– Как же так? – удивилась я.

– Просто, – пожал плечами муж, – говоря словами протокола,Марья Михайловна вступила в преступный сговор с Машей Говоровой.

Женщина великолепно знала ближайших подруг Лены, ЖенюБармину, Катю Виноградову и Говорову. Девчонки часто забегали в гости. Машенькабольше всех нравилась художнице, может, потому, что они были тезки, или потому,что Марья Михайловна вычислила в ней родственную натуру: хитрую, жадную,готовую на все за деньги. Одним словом, бабушка рискнула и не прогадала.

Для всех членов «синдиката» Машенька была организаторомпроцесса, она же раздавала деньги за проданные шедевры, каждый раз подчеркивая,что всем достается поровну, но это было не так. Большую часть забирали себеМарья Михайловна и Говорова, меньшую делили между глупенькими и наивными Леной,Женей и Катей.

– Она обманывала свою дочь! – возмутилась я.

Олег хмыкнул:

– Бизнес! И потом, не забудь, Марья Михайловна терпеть немогла Лену, но ей опять приходится скрывать свои чувства. Ни Говорова,окончившая искусствоведческий факультет, ни Марья Михайловна не умели такрисовать, как Лена, им нужны «кисти».

Начинается полоса финансового благополучия. Лена покупаетсебе новую жилплощадь и торжественно дарит свою старую квартиру воспитавшей ееженщине. Марья Михайловна только ухмыляется, слушая, как Леночка врет про то,как здорово пошел бизнес у Павла.