Мозг все еще соображал плохо. Очень плохо: слишком резким и неприятным вышло пробуждение. Во рту пересохло, все инстинкты обострились, тело напряглось, замедлилось сердцебиение и изменилось зрение, вытянулся зрачок, кончики пальцев согнулись и покрылись чешуей.

Я подпустил гада как можно ближе к поверхности, хрустнул шеей. Тварь напротив никак не отреагировала, продолжая сидеть и пялиться. Хотя пялиться, по сути, ей было нечем.

Я приподнялся еще чуть-чуть и выбросил вперед руку, хватая уродца за горло. Уродец взвизгнул. Что-то мне этот визг напоминал. Точнее, кого-то, но я лишь сильнее сжал пальцы, стараясь внимательнее разглядеть то, что билось у меня в захвате.

А дальше произошло сразу несколько событий: проснулась Мара, оценила ситуацию и отвесила мне подзатыльник, уродец снова взвизгнул, вертанул нижней частью тела и вцепился мне в руку наполовину сгнившими зубами, скрипнула дверь в комнату и на пороге застыл… труп. Полуразложившийся труп со скособоченной нижней челюстью и клочками кожи, свисающими с лица.

— Бля… — протянул задумчиво и очень содержательно, продолжая удерживать извивающуюся тварь за горло.

— Змеев, отпусти Крюгера, — прозвучало раздраженное рядом, и Мара снова отвесила мне подзатыльник, как нашкодившему мальчишке, щелкая выключателем ночника.

— Кого? — повернул я к девушке голову.

— Пальцы разожми, Шерлок, — проворчал скелет у двери голосом Кита.

Я медленно посмотрел в ту сторону. На пороге стоял панк. В смысле, все тот же труп, но я был уверен, что это панк. Тот же рост, та же дебильная майка, то же кольцо в болтающейся ниже подбородка гнилой губе.

Медленно, но до меня все же дошло.

Но собаку я отпустил только после третьего Мариного подзатыльника.

— Жесть… — пробормотал, наблюдая, как обиженный пес потрусил к Киту.

— Добро пожаловать в отель «Калифорния», — усмехнулся труп, подхватил пса на руки, и вышел, закрыв дверь.

Я сидел и тупо разглядывал руку, покрытую гниющей плотью пса. Мара рядом молчала, внимательно наблюдала за мной, склонив голову набок.

— Я не хотел сделать ему больно, — пробормотал, с изумлением следя за тем, как слизь на пальцах бледнеет. — Точнее, хотел, но не ему. Точнее… я просто не понял, что это Крюгер.

— Ага, — кивнула Шелестова, легким прикосновением к плечу заставив повернуть голову и посмотреть на нее. — Крюгеру не было больно, он визжал, потому что испугался.

— Погоди, — поднял я руку. — Он? Испугался меня? Серьезно?

— Волков, Крюгер — собака. Обычная…

— Он совсем «необычная»…

— …хорошо, мертвая, — отмахнулась Мара, — но все же собака. Он не понимает, как выглядит и какое впечатление производит. Я отнесусь нормально, если ты сейчас решишь свалить, правда, — грозовые глаза продолжали пристально всматриваться в мое лицо.

— Нет. То есть черта с два, в том смысле, что не дождешься, — выпалил я скороговоркой, быстро и коротко, чмокнув Мару в кончик носа. — Мне просто надо переварить.

— Есть виски, коньяк, текила, красное сухое и ром, — улыбнулась девушка, обнимая меня и придвигаясь ближе. — Можем помочь процессу.

Я погладил большим пальцем острый подбородок и скулу, отрицательно покачал головой.

— Нет необходимости. Почему пес и Кит сейчас такие?

Шелестова тихонько немного грустно вздохнула, заправила за ухо прядь волос.

— Полпятого утра. Душа Крюгера отделилась от тела в четыре часа ночи, Кита — в четыре пятнадцать. До пяти они будут такими. Это первый час их посмертия. Так происходит с любым призраком, не только с ними. Они еще ничего, бывает хуже.

— Хуже?

— Душа отделяется от тела не сразу. Все зависит от привязки, от самой смерти. Могут пройти дни, недели, даже месяцы.

— С этим ясно. Вроде бы… Ты говорила, что Кит с каким-то мальчишкой… — слизь с руки полностью исчезла, я провел пальцем по сухой и абсолютно чистой коже, чтобы убедиться, а потом лег, подложив под спину подушку, и прижал к себе хозяйку отеля, сцепив руки на узкой спине в замок.

— Был. Он вернулся именно поэтому.

— Ясно. Знаешь, Крюгер — это пес одной из жертв. Шатенки.

Ненадолго повисла пауза, девушка нахмурилась, как всегда морща кончик носа.

— Приплыли, — невесело вздохнула она в итоге, протягивая руку к ночнику и выключая свет.

— Что не так? — я снова обнял хозяйку отеля, возвращая на место и устраивая на своей груди.

— Призраки в отеле не просто так, я уже говорила, у каждого есть что-то, что его держит. Собака не исключение. И, скорее всего, его нить — смерть хозяйки.

— И?

— И мне надо узнать, что с этим делать. Я не могу понять, сколько у Крюгера времени. На нем нет браслета, как на других, у него нет ключа, — девушка сейчас разговаривала скорее с самой собой, чем со мной. Бормотала быстро и сбивчиво, рассеянно поглаживая мое предплечье. — Только ошейник с медальоном… Но мне многие еще не ответили, так что…

— Все будет хорошо, — перебил Шелестову, снова коротко поцеловав. Явно не та тема на ночь глядя.

— Думаешь? — она подняла голову, глаза в сумерках комнаты тускло сверкнули.

— Ага, — кивнул, улыбнувшись.

— Ладно, давай я тебе поверю, — плечи под моей ладонью наконец-то расслабились, из шеи ушло напряжение. Верблюжья колючка опустила голову и зевнула. — А еще давай доспим, а? Пять утра — это все-таки ужасно рано.

— Поддерживаю, — коротко хохотнул я и закрыл глаза, возвращая подушку в нормальное положение.

Мара заснула почти сразу же, только немного поерзала и поворочалась, а потом тихо, убаюкивающе засопела мне в ключицу.

На улице начало светать, луна теперь казалась лишь бледной тенью, размытым отпечатком на фоне графитового неба, снова собирались тучи, слышался шум ветра и легкий плеск волн озера. Все это, безусловно, расслабляло, но, очевидно, недостаточно.

Мара так и не сказала всего, а поэтому в голове без остановки крутились вопросы и догадки. Не отпускали мысли о маньяке и его жертвах, не давали покоя слова Ошун, хотелось просмотреть дела сотрудников отделения и первую запись Гомельского Художника…

Но…

Но мне надо было поспать, просто необходимо, иначе это грозит неприятностями, а поэтому я все же оторвал взгляд от хмурого утреннего неба за окном и закрыл глаза, заставляя, практически вынуждая себя ни о чем не думать, просто считать глубокие вдохи и выдохи Шелестовой, полностью расслабиться.

Но все-таки, проваливаясь в сон, я успел подумать о том, что завтра надо позвонить Санычу и поставить его в известность о том, что мы с Марой теперь вместе.

Гадская улыбка расползлась по губам.