— Слушаю. — ответил, прервав мента жестом.

— Ярослав?

Голос и интонация казались знакомыми. Очень знакомыми.

— Да.

— Это…

«Это» прозвучало в трубке как «этьо», и до меня наконец-то дошло, кто звонил — Роман Алексеевич.

— …Роман Алексеевич. Я…

— Я помню вас, — кивнул, поднимаясь из-за стола и выходя в коридор. — Что-то случилось?

— Нет. Все хорошо, — благодушно заверил доктор, наверняка поправляя очки характерным быстрым жестом. — Просто нашлись записи первых сеансов с Агафьевым, хотел отправить их курьером, да только адреса вашего у меня нет.

— Записывайте, Роман Алексеевич, — я быстро продиктовал доктору адрес, поблагодарил и отключился. Первые записи не помешают, даже если не имеют совершенно никакого отношения к текущему делу.

Дико захотелось курить. Я вообще-то курил не очень часто, но в последние два дня скуривал чуть ли не по пачке в день. Бесило меня происходящее. Гада внутри тоже бесило, и он по старой доброй традиции впрыскивал яд адреналина мне в кровь, обостряя инстинкты и рефлексы, но мешая холодно соображать.

На улице уже полностью стемнело, зажглись фонари и окна многоэтажки напротив, табак острыми кошачьими когтями царапал горло и щекотал в носу, дым превращал окружающее пространство в Гонсалвесский сюр: словно картинка в картинке, по отдельности кристально ясны, а вместе приобретают тысячу значений и трактовок.

Очередная затяжка и очередная попытка унять степень раздражения. Гад лениво зашипел, будто отмахиваясь.

Скрип казенной двери и шорох легких шагов позади заставили прислушаться и оторваться от разглядывания завитков дыма.

— Все хорошо, — раздался преувеличенно бодрый женский голос рядом, почему-то вынудив пусть и неохотно, но все же повернуть голову.

По ступенькам вниз спускалась девушка. Молоденькая, худенькая, нервно передергивающая плечами. По ее щекам градом катились слезы, оставляя за собой серо-черные потеки туши.

— Правда, все в порядке, — еще более бодрым голосом ответила она в трубку, стараясь сдержаться от того, чтобы всхлипнуть. Прозвучало… лживо прозвучало. Если собеседник на том конце провода не дурак, должен понять.

— Я просто немного простыла, — незнакомка все же всхлипнула. Достаточно громко.

Девчушка поравнялась со мной, съежилась, запахивая рубашку, и побрела в сторону ворот, старательно, но немного неловко лавируя между лужами, продолжая уверять кого-то, что все с ней хорошо и совершенно не о чем беспокоиться. Совсем юная, не больше двадцати. Шорты, потрепанный рюкзак, белая майка, взлохмаченные темные короткие волосы. Бледная, как мел, и в слезах. Все еще вся в слезах, хоть и пытается держаться. Изо всех сил пытается. Жаль, что актриса из нее практически никакая.

— Парень… — пробормотал в тишину вечера.

А я почему-то был уверен, что звонил именно парень.

— …не будь ослом.

Черт!

Я швырнул недокуренную сигарету в бак и взбежал по ступенькам.

Дерьма кусок! Просто конченный придурок!

Психолог, мать твою…

Я чуть не сбил с ног Славку, натягивающего куртку и очевидно собирающегося домой, когда ворвался в кабинет. Но мент был слишком сонным и слишком уставшим, чтобы достойно отреагировать на мое столь стремительное появление. Лишь пробормотал что-то невнятное, махнул рукой и закрыл за собой дверь. Я же принялся собирать разбросанные по столу бумаги, кое-как, почти не глядя заталкивая их в папку, пытаясь одновременно скинуть файлы из компа на флэшку. На все про все у меня ушло минут пятнадцать, а после я уже несся по МКАДУ в сторону Подмосковья. Самобичевание — не мой конек, но сегодня, видимо, заклинило, перемкнуло какой-то рубильник в голове, и всю дорогу я прекрасно справлялся с этим делом.

Это ж надо быть таким кретином, в конце концов.

Я выкрутил руль, объезжая дохлую птицу на подъезде к отелю, и бросил мимолетный взгляд на часы. Половина первого. Поздновато для дружеского визита. Да и вообще поздновато.

Тормоз ты, Волков.

Судя по всему, в «Калифорнии» все давно спали. Освещены были лишь подъездная дорожка и крыльцо, окна же радовали темными провалами, словно раззявленными ртами чудовищ из детских кошмаров. Это место ночью производило поистине пугающее впечатление, как страшилка у костра. Да оно и было словно из страшилки. Не само по себе, но… Своей атмосферой наводило на подобные мысли. Черная громада отеля будто выступала из сумеречного леса, нависала над дорогой, упиралась крышей в низкие сегодня облака.

Я побарабанил пальцами по рулю, все еще не выключая мотор, еще раз окинул взглядом здание, а потом все-таки вытащил ключ и открыл дверцу. Стоило мне поставить одну ногу на каменную брусчатку, как дверь «Калифорнии» распахнулась и на пороге показалась Мара.

Я выдохнул с облегчением, когда подошел на достаточное расстояние, чтобы разглядеть лицо. Девушка выглядела сонной, но не заплаканной. Она прикрыла рот ладошкой, не сумев сдержать зевоту, а ее глаза насмешливо меня разглядывали. Из темноты дверного проема за ее спиной донеслись какие-то непонятные звуки.

— Не смей, Крюгер, — чуть повернув голову, строго скомандовала Шелестова, а потом снова посмотрела на меня. — Я собиралась спать, Волков. Еще бы чуть-чуть, и ты бы куковал на улице.

— Почему? — улыбнулся, делая последний разделяющий нас шаг, обнял Мару и заставил попятиться в темноту. Нечего стоять на улице, прохладно.

— Потому что я так чертовски устала, что ты вряд ли смог бы меня добудиться.

— А твой «грозный старший брат»?

— Ночует сегодня в другом месте, — пожала девушка плечами, не желая вдаваться в подробности.

— Близнецы?

— Посторонним не открывают.

— Я не посторонний, — я закрыл дверь, склонился к самому уху, а мы оказались в полумраке холла.

— Это ты так думаешь, — усмехнулась девушка, поддразнивая. — Что ты тут…

— Решил, что «дама в беде», — прервал я Мару и наконец-то поцеловал. Легко, быстро, просто чтобы поприветствовать. Коснулся сладких губ и тут же отстранился. — Пришел спасать.

— Как бы не пришлось спасать тебя.

Я почувствовал, как прохладные пальцы коснулись заросшей щетиной щеки, и на несколько мгновений прикрыл глаза, ощущая скольжение подушечек. Появилось дурацкое, какое-то кошачье желание потереться об эту ладонь. Впрочем…

Я прижал руку Мары крепче и все-таки потерся, чуть повернул голову, глубоко вдохнул. От нее пахло кремом. Миндальный, чуть горьковатый запах. А еще, стоя сейчас так близко, я ощущал тепло тела и легкое дыхание с привкусом мятной зубной пасты. Где-то сзади девушки сопел Крюгер, тихо поскуливая и, очевидно, молотя хвостом-прутиком по паркету.

Тук-тук-тук. Будто пальцы отстукивают ритм по деревянному полу.