– Кощунник! – Бонифаций взревел уже во всю мощь! Сядет? Какое там! Вороным конским хвостом плеснул рукав облачения, и…

Хрясь! – звук смачнейшей оплеухи разнесся по залу Бакры. Гидеонита мотнуло в сторону, к украшенной рогами колонне, каковая и удержала клирика от падения. А лучше б и не удерживала, ибо одной затрещиной его высокопреосвященство ограничиваться не пожелал.

– Богохульник! – и вновь – хряс-сь! Теперь уже с левой руки, которая у благоверного оказалась ничуть не легче.

Окончательно оглушенного проныру унесло в обратную сторону, к стене, где дурак и осел на враз ослабевших ногах. Остановившийся, бессмысленный взгляд выдавал крайнее потрясение столь неожиданным завершением блестящей речи.

– Водой отлейте, – Бонифаций усердно оттирал руки о полы одеяния. – А как оклемается, втолкуйте, что его дело на побегушках быть, а не добрых людей во искушение вводить. Уразумеет, и жив останется, и богатствами, что твоя свинья салом, обрастет. Ну а что сидеть хапуге после смерти и до Суда Последнего в куче навозной, так плевать ему на то, ибо не верует, а токмо веру марает. Идем, супруга моя, дорога нас ждет не близкая, собраться надо.

– Доблестный Бурраз, – подал голос Лисенок, – ты проводишь наших мудрых друзей до их порога, ведь я вскоре вынужден вернуться к пирующим во славу Бакры.

Они шли через пестрые от птиц комнаты. Бурраз молчал, а Баата говорил, только Матильда мало что понимала, потому что смотрела на мужа, которого в этот миг любила так, как не любила еще никого. Даже Адриана, хотя схвати Эсперадор при ней за горло какую-нибудь дрянь… Только Эсперадор так и не решился ни на любовь, ни на драку, и Матильде было его нестерпимо жаль, потому что в эти минуты Адриан умирал снова. Даже не умирал – отпускал и благословлял в настоящую жизнь, пусть недолгую, беды-то!

Алатка шла и улыбалась, а рядом ничего не подозревающий Бонифаций прощался с казаром и болтал с одноруким казароном о Создателе, и это тоже было прекрасно. Не хуже огромных звезд в темном небе.

– Ну не может такого быть, – настаивал Бонифаций, – чтобы Создатель непростимое за мзду спускал, а за ерунду врата Рассветные запирал! Дескать, не к тому клирику бегали и неусердно одежки на себе рвали…

– Они на Него клевещут, – согласился Бурраз. – Я все чаще думаю, что у дурных священников какой-то другой Создатель, и они будут очень удивлены, если с ним встретятся. Жаль, вы уже пришли.

– Мы же вместе едем, – напомнила Матильда, – прямо завтра.

– Каждый прерванный разговор невосполним, – казарон улыбнулся, что-то пролаял и тут же перевел. – Пусть ваша последняя ночь в Хандаве будет полна звезд и роз.

– Дельно сказано, – одобрил Бонифаций, провожая взглядом уходящего кагета, – и посол дельный, ну да каков казар… А те пусть торгуют, но токмо нам не в ущерб. Что молчишь, радость моя зубастая? Думаешь о чем?

– Устала, – отмахнулась женщина, позволяя взять себя под руку – спать хочу!

Спать Матильда хотела не больше Бонифация, но не могла же она, не сходя с места, брякнуть, что ей больше не нужны красивые, грустные, молодые и с больными головами. Ведь сперва бы пришлось признать, что они были нужны, а делать это ее высокопреосвященства никоим образом не собиралась.

Сказать, что Турагис сдержал слово, значило ничего не сказать. Старик, похоже, выгреб все подчистую, не пожалев даже старенького обручального браслета, но пушки у корпуса, считай, были, причем больше, чем Капрас надеялся.

– Мой маршал, – весело доложил Агас, получивший приказ либо самому выломать камни, либо найти умельца. – Стратег трогателен и прекрасен, но столичных прощелыг он недооценивает. На изрядную сумму. Рубиновый гарнитур ценен не камнями, а возрастом и работой. В хорошие времена в Паоне за него отвалили бы больше, чем за все остальное скопом. Тысячи на четыре.

– Спасибо, что сказал, – Карло поднес к глазам одну из подвесок. Красоту он оценить мог, мог даже представить в этой красоте… Гирени, но чтоб так сразу назвать цену?! – Боюсь, назад старик не возьмет или возьмет, но раскурочит сам.

– Во время поисков кружев для… ее высочества Гирени я встретил негоцианта из Кипары, – пришел на помощь «столичный прощелыга». – В свое время я у него кое-что закладывал. Господин Анфобис – честный человек и знает толк в драгоценностях.

– А здесь-то он как оказался?

– Испугался бакранов. Сейчас понял, что тут не лучше, и собирается в Алат. Думаю, Анфобис купит все, а драгоценностей Турагиса он прежде не видел. Да и кто в здравом уме сейчас будет о таком болтать?

– Никто. Если купит, выделишь ему охрану до алатской границы, мало ли… – Карло вытащил так и не отосланный в Паону донос на литейщиков и с наслаждением разорвал. – Все, одной головной болью меньше, осталось отблагодарить старика, только как? Кагетские сабли ему по душе вряд ли придутся.

– Лошадь, – с ходу решил бывший гвардеец. – Турагис скупает всех подходящих, но с приездом Лидаса это стало труднее, а хорошие кони случаются. Особенно у тех, кто сюда удрал.

– Так поищи!

– Тогда мне нужен Пагос, он лошадиной премудрости от покойного хозяина набрался. Под седло и я выберу, а нужно – на племя.

– За неделю управитесь? – Мысленно Карло уже вручал стратегу племенную кобылу.