легитимность на неутомимости, приписываемой труду, второй – на неутомимости, приписываемой расе и крови.

Изнеможение и уничтожение

Однако в обоих случаях логика «тоталитарного» режима заключается в удалении любого индивида, который якобы угрожает «сплоченному единству», – таковы фантазмы власти, наделенной всеми правами. Смысл состоял даже в «устранении, медленном или быстром, элементов, которые считаются вредными в расовом или социальном плане»1709. Мы видим здесь «антипода» нового человека: это непокорный человек, выродившееся или «опасное» существо, которому уготованы страдания слабых. Два непримиримых мира. Это узаконивает возможное истощение как политическое оружие. Отсюда создание лагерей, отстранение, помещение за решетку и даже уничтожение тех, кого такой режим считает «чужим» для себя.

Впрочем, слово «лагерь» не всегда подходит: уничтожение евреев газом сразу по прибытии не означает их концентрации в определенном месте. В Белжеце, Хелмно, Собиборе и Треблинке1710 ничто не предусмотрено для их приема, содержания или пребывания. Единственная функция: быстрое уничтожение человеческих существ, считающихся неассимилируемыми и принадлежащими к низшей расе.

С другой стороны, у «концентрационных лагерей» есть первоочередная функция: «изоляция в качестве превентивной меры части общества, то есть отдельных лиц или группы лиц, считающихся подозрительными, если не вредными»1711. Никакая экономическая цель в данном случае не преследуется, от «этих отщепенцев» не ожидается никакой полезной деятельности. Цель заключается в другом: в их унижении, ослаблении, страданиях, медленном исчезновении, хотя – в особенности это касается советского варианта – остается неясная надежда на исправление «виновного», его перерождение. Суть системы состоит в том, чтобы и клеймить, и очищать. Отсюда спрос на возможный, но бесполезный и карательный труд. Воспоминание Германа Лангбайна: «Камни переносят бегом с одного места на другое, тщательно складывают в кучу, а затем возвращают, всегда бегом, на то место, где они находились изначально»1712. Постоянно «доступное» изнурение – интуитивное, слепое, массовое.

Однако в конце 1930‐х годов, когда возросли сроки заключения, началась война и стала ощущаться нехватка рабочей силы, точка зрения изменилась. В такой ситуации у работы и усталости может измениться цель. Гиммлер и рейхсминистр юстиции решили передать в лагеря «с целью истребления [Vernichtung] трудом» «содержащихся под стражей» евреев, цыган, русских, украинцев, поляков1713. Они были «интернированы» и предназначены для уничтожения. Здесь необходим комплексный взгляд на понятие изнурения. Затраты физических сил «зависят» от целого ряда других проблем, десятикратно увеличивающих утомляемость: несоблюдение гигиены, насилие, голод, холод, болезни1714. Советская власть даже изобрела способ для ускорения деградации: «кто не работает, тот не ест». Этот метод обрек сотни тысяч людей на смерть и инвалидность, что побудило ГУЛАГ экспериментировать с новыми способами «мотивации» рабочей силы1715. Из практики эсэсовцев: ускорение темпа работы с целью повышения производительности, контроля и укрепления своего господства. Разгрузочные работы производятся бегом, взбираться по склонам с тачкой надо рысью, вскоре голод делает задачу невыполнимой1716. Продолжительность жизни на фабриках Освенцима тогда исчислялась несколькими месяцами1717. Таким образом, «временная» рабочая сила – «евреи-вредители» – сразу приговаривалась к смерти1718.

Наконец, над способностью переносить усталость иногда ставились эксперименты: «интернированные» становились подопытными кроликами и по ним определяли, что терпимо, а что невыносимо. В 1936 году в лагере Заксенхаузен, находящемся к северу от Берлина, была создана «пешеходная команда», где заключенные должны были «ходить часами без остановки и проверять стойкость подошв немецкой обуви промышленного производства»1719. Результаты дифференцировались даже в зависимости от типа почвы (песок, глина, гравий или камни), размера испытываемой обуви или тяжести переносимого груза. Еще более безжалостный эксперимент получил название «таблеточный патруль»: он проводился в 1944 году по требованию ВМС Германии для оценки действия недавно изобретенного «энергетического» соединения. Окончательный отчет безапелляционен:

Поддержание бодрствования и пригодности людей к работе с небольшим перерывом на сон или вообще без сна в течение четырех дней и четырех ночей вполне возможно с помощью веществ A и D. Предпочтение следует отдавать веществам B и C1720.

В тоталитарном обществе усталость окончательно стала политическим оружием, с ее помощью проводились трагические расчеты и жесточайшие исследования и эксперименты на тех, чье тело оставалось последним, что можно было эксплуатировать.

«Досуг» между тоталитаризмом и демократией

Если же речь идет о рабочих-немцах, то к угрозе усталости относятся самым серьезным образом – их поддерживают и «почитают». В 1930‐х годах в нацистской Германии для рабочих организовывался «досуг» – считалось, что он смягчает последствия длительных усилий и повышает эффективность труда: «Свободное время и выходные дни должны полностью устранять естественную, неизбежную усталость. От тщательного выполнения этой задачи зависит стабильность производства»1721. Эти сентенции относятся к «новому человеку» и, как мы видели, воспринимаются совершенно в противоположном смысле, если речь идет об осужденных; считается, что краткий ежегодный «перерыв» в работе был бы очень полезен для немецких рабочих, «укреплял бы их нервы»1722. Это оказалось созвучно более общему европейскому контексту: после Первой мировой войны возникло понятие «отпуск», беспрецедентное ожидание свободного времени, – требование, появившееся в самом сердце индустриальных обществ. Шведская делегация призвала включить вопрос об отпусках в повестку дня первой Международной конференции труда в 1919 году: «Ежегодный период полного отдыха необходим для поддержания физического и морального здоровья трудящихся»1723. 11 июля 1925 года в парламент Франции был внесен законопроект: «Распространение понятия „отпуск“ на всех становится необходимым для сохранения трудоспособности и здоровья рабочих… для повышения их производительности труда»1724. Это был амбициозный проект, на тот момент не завершенный, но вскоре ставший более масштабным, более сложным, вышедшим за рамки только лишь понятия «перерыв в работе», изученного до сих пор.

Идея проскальзывает в тоталитарное общество, всегда быстро ориентирующееся в обстановке и готовое направлять любую деятельность, – так было в фашистской Италии или в нацистской Германии. Карикатурным примером этого являются ежегодные круизы, зарезервированные для немецких рабочих движением Kraft durch Freude (Сила через радость) – институтом, пришедшим на смену профсоюзам в 1933 году: маршрут выбирать нельзя, «все расписано по минутам»1725, давались рекомендации по поводу того, как одеваться, как себя вести, какие цветы собирать, в котором часу ложиться спать1726; наконец, зрелищные мероприятия были насквозь пронизаны идеологией: следовало смотреть «фольклор, а не „дегенеративное искусство“»1727. Отсюда – неприятие многими такого «отдыха» с обязательной идеологической обработкой, почти полное отсутствие возможности расслабиться.

В демократических обществах дело обстояло иначе. Понятие индивидуальности имело здесь другой смысл, как и слово «досуг». Новым стало время «для себя»: люди чувствовали небывалую, особенную пустоту, которую не все могли постичь.