— Джей, ну прости, вопрос не терпит отлагательств! Я бы и не смотрел, но ты никогда не остаешься одна, это кошмар какой-то, как тебе еще не надоело?

— Мне не надоело, это мои друзья. И вот сейчас мне нужно поговорить с Мэй, а не с тобой! Мы с тобой наговорились за последние десять лет на десять лет вперёд, так что…

— Мне надо.

Я вздохнула. Мэй смотрела в сторону, вроде бы терпеливо ждала, но мне еще и к Алахетину бы за подписью забежать, а время-то уже позднее…

— Быстро говори, пока я тебя не убила!

— Ты меня недооцениваешь, я не слабее тебя. Ладно, ладно, если ближе к делу… Ты можешь действительно сопроводить меня на бал посвящения в адепты?

— Убью, — сказала я и стала прикидывать, как это лучше сделать. К сожалению, Джеймс был в чем-то прав: наша сила, наши стихии были во многом одной природы, я даже поджечь его толком не смогу. Хотя можно попробовать…

— Подожди! Мне правда очень надо. Ты мой единственный родной здесь человек…

— Напиши Гриэле. Она тоже твоя сестра, если не забыл.

— Она моя сестра для всех, и стал бы я связываться с этой… крокодилицей.

— Слушай, ну неужели ты правда настолько непопулярен, то есть, все сразу раскусили, какое ты редкостное кошмарище?

— Только одна раскусила, а вот на неё-то я и хотел бы произвести впечатление, — улыбнулся Джеймс, и к сожалению, в этой его улыбке было слишком много от Габриэля. Демонов сэр Энтони, ну почему у него такие красивые дети?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну и производи, кроме этой твоей единственной, есть еще одиннадцать, при чём тут я?! И кстати, свинтус, почему ты мне ничего не рассказывал?

— Хм… мы же вроде наговорились, лет на десять вперёд?

— Да почему я?!

— Остальные тебе и в подмётки не годятся.

… Красивые дети, и говорят, как пишут, льстивые заразы! Чтоб их всех, ну, кроме Габриэля, демоны слопали.

— Как ты себе представляешь, должен воспринять это Габриэль?! Он и так на нас очень нехорошо смотрит. Я не хочу…

— Так никто не узнает, он же не болтает с первокурсниками! Если мы все грамотно организуем… Ты со мной только придешь, произведешь нужный эффект и можешь уходить!

— Идиот, — я смахнула его руки со своих. — Я подумаю. Но ничего не обещаю, усёк? А с тебя имя и подробный отчет, кто, что… Лучше в письменной форме.

Джеймс с нарочито галантным видом попытался поцеловать мне руку, а я наконец-то отвесила ему подзатыльник и вернулась к Мэй, невольной свидетельнице наших тёплых взаимоотношений.

— Прости, что соврала, но…

— Да ничего, — Мэй сунула руки в карманы. — Знаешь, я… я так тебе завидую, по-хорошему.

— Почему?! — я даже остановилась от неожиданности. — Потому что легко вру и не краснею?

— Ты… интересная. Яркая. Живая. Вот даже Сэм Фокс, кажется, тобой заинтересовался, не говоря уже о… Я такой никогда не смогу быть.

Безмолвие и тишина делало нас одновременно и более закрытыми, и более легкими на откровенность. Вряд ли Мэй при других условиях решилась бы мне сказать что-то подобное.

Эх, знала бы она, что «яркой» и «интересной» я стала всего полгода назад, а до этого прожила семнадцать лет совершенно пресной, обыденной и скучной? В голову снова полезли воспоминания о словах Ларса «я всегда видел в тебе девушку…». Да что за такое?!

— Нет, Сэм абсолютно мной не заинтересовался, он просто видит во мне…. ну… старшую сестру. Сейчас вот спрашивал совета по поводу девочки, которая ему нравится.

— Хорошо, — искренне ответила Мэй, а я продолжила:

— Расскажи мне о своём отце. Я… мне это очень важно. Много лет назад у меня пропала мать, я её никогда и не видела, но теперь вдруг узнала, что она тоже здесь училась, и что возможно… всё не так просто.

Да, объяснить всё в двух словах действительно было бы не просто. Но Мэй никаких объяснений, по сути, и не требовала.

— Я тоже ничего не знаю. Отца звали Лайс, Лайс Хамминбёрд. Он тоже закончил Академию Безмолвия, учился на факультете жизни. Умер, когда мне было года два, а ушел от матери ещё до моего рождения. Они даже расписаны не были. Мать вышла замуж, когда я поступила в Академию. У неё дара нет, насколько мне известно.

— Но что-то тебе о нём рассказывали?

— Они познакомились, когда отец только-только закончил Академию. Оба были молоды. Он жил в Тороне, а вот чем занимался — не знаю. Возможно, вообще не работал. Я стала спрашивать о нём, когда подросла. Мать всегда со смехом отвечала, что он был безумно очарователен, но немного не в себе. Кажется, она его действительно любила, — Мэй отвернулась.

— Не в себе? В каком смысле?

— Не работал и вообще вел себя странно, редко выходил из дома, жил замкнуто, будто скрывался от кого-то. Родители и познакомились-то совершенно случайно. Мать не любила вопросов о нем, я это чувствовала и старалась её не тревожить. Я внебрачный ребенок, мне казалось, что обсуждать это всё… неудобно, — Мэй опустила глаза.

— Я тоже, — мне захотелось подбодрить её, хотя, сказать по правде, я не знала, были ли официально узаконены отношения отца и Корнелии. Я всегда воспринимала мать как его жену, но сейчас подумала, что доказательств этому у меня нет. — Мне кажется, у нас куда больше общего, чем одна комната на двоих.

Мэй неопределённо кивнула, а я продолжила:

— У нас и у Леннарда.

— У сэра Алахетина, — тихо, едва слышно сказала Мэй. — В кабинете есть архив личных дел учащихся. Не думаю, что за три сотни лет, но…

— Это было бы… интересно. А у меня как раз к нему дело, — я улыбнулась, чувствуя, как многообещающе вспыхивает авантюрный огонёк на кончиках пальцах. — И Дж… Сэмюэль Фокс, за которым должок, между прочим. Как насчет небольшого приключения, Мэй?

Записку Джеймсу передала Мэй через какую-то шапочно знакомую девочку с первого курса. Про себя я хмыкнула — будет забавно, если она и окажется той самой, заинтересовавшей братишку таинственной особой: легенда о наших потенциальных отношениях начнет обрастать предысторией. При встрече около столовой на завтраке — Джеймс выходил, а мы только заходили — братец бросил на меня кисло-обреченный взгляд, но, видимо, отнекиваться или как-то ещё проявлять себя не посмел. Днём удача благоволила, сэр Джордас отправил меня с посольской миссией в библиотеку — после того случая с несчастной сожженной зомби-библиотекаршей он с каким-то садистским удовольствием регулярно меня туда посылал. Для очистки совести я сунула молоденькой кудрявой библиотекарше, для разнообразия живой, тот самый формуляр от мисс Алмы и получила вполне ожидаемое отрицательное покачивание головой. Возвращаться на практику я уже не стала — мало ли что могло меня задержать! Мы собрались с Джеймсом — Сэм, Сэм, надо называть его Сэмом! — и Мэй на первом этаже административного комплекса и друг за дружкой двинулись проторенной дорожкой в сторону кабинета проректора Алахетина. Того самого, где чуть больше года назад сэр Джордас Элфант принимал меня на факультет смерти.