"Какой конкретно у тебя план?" — нацарапал на листике бумаги Джеймс, а я поморщилась, потому что безо всякого удовольствия ждала именно этого вопроса. План, как обычно, имелся такой, что лучше бы его и не было вовсе.

Джеймс и Мэй остались за пределами кабинета, а я постучалась. Было по-прежнему дико стучать и не слышать стука.

Интересно, если сэр Джордас мог как-то снимать печати, может, и я смогу? Конечно, у меня нет его опыта и знаний, зато я сильная и очень многое чувствую. С недавних пор действительно начала ощущать вокруг себя плетения печатей безмолвия и тишины, сложные, многогранные. Может быть, однажды…

Но явно не сегодня. Я глянула на Джеймса, который, в отличие от нас с Мэй хотя бы слышал, предводитель нашего маленького отряда добровольных уродцев, и тот кивнул.

А с чего я вообще решила, что проректор будет на месте? Мог же он уехать или…

Дверь открылась. Сама. Видимо, телекинезом — Второй голос Академии добропорядочно сидел за своим столом. Интересно, какая у него стихия? Ни разу не видела проректора в действии.

В жесте традиционного приветствия я наклонила голову, стараясь выглядеть смиренной отличницей. Безумно хотелось жадно оглядеться — но в этом более чем строгом и скудном кабинете с единственным пустым стеллажом не могло быть никаких папок с личными делами студентов. А если они всё в той же библиотеке, где я в прошлом году обнаружила планы Джордаса по занятиям с курсом моей матери..? Но если Мэй говорила, что дела именно у Алахетина, то… Помнится, в кабинете ректора была дверца в небольшое помещение, приспособленное сугубо для личных целей. Не исключено, что здесь есть то же самое.

Подойдя к столу, я замешкалась — картонный формуляр никак не желал вытаскиваться из кармана, несколько подпортив эффект. Подняла глаза — и увидела, как сэр Алахетин наблюдает за мной, с любопытством и каким-то еще странным чувством то ли досады, то ли…

В конце концов, они с ректором явно хотели меня завалить при поступлении уже под именем Джеймы — и тому должна была быть причина.

Сэр Мэтью принял прямоугольник формуляра из моих рук с таким видом, словно на нём был написан грязный лживый донос на Академию в целом и него самого в частности. Прочитал — раза на два. Вопросительно поднял брови — но ответить я не могла и просто уставилась на него с максимально честным видом. Пауза неприлично затягивалась.

Неужели откажет или выставит вон? Но почему? За что?

Досада на лице сэра Мэтью побеждала любопытство, а еще он явно колебался, хотя я и не видела явных на то причин. Разве у нас зазорно интересоваться современной историей? Видимо, всё-таки да, раз обычная книжка о королевской династии, а не о жутких магических приёмах, требует специального разрешения.

Словно решившись на что-то, проректор протянул ко мне руку — и я невольно вжала голову в плечи. Глупо, не ударит же он меня? Не ударил, даже не прикоснулся, и всё же я ощутила давление, гораздо более выверенное и тонкое, я бы сказала, деликатное, чем у сэра Джордаса, но одной с ним природы.

Снятие печати.

…если всем так нужно со мной разговаривать, могли бы уже её и не накладывать!

— Джейма, вы, на самом деле, очень кстати, — скороговоркой проговорил Алахетин.

— Подпишите, пожалуйста, — хлопнула ресницами. Говорят, мужчины больше доверяют глупым женщинам. Проректор посмотрел на формуляр так, словно вообще забыл, что это такое, так же недоумённо ухватил перо со стола и поставил размашистый росчерк.

Значит, дело не в книжке…

— Джейма, — он вздохнул, словно не решаясь продолжить, а во мне нарастало тревожное нетерпение. — Джейма, мы не всесильны. И как бы нам не хотелось, есть вещи, которым мы противостоять не можем.

Сердце противно заныло, хотя я еще и понятия не имела, к чему он клонит.

— Говорите прямо, — посоветовала я.

— Если бы я мог… Ваши поездки в столицу… придётся их возобновить. Господину Лаэну уже прислали соответствующее письмо. С печатями и подписями.

— Я не хочу, — выпалила я прежде, чем успела обдумать сказанное им. — То есть… на самом деле, не было ничего такого, но… Вы же говорили, что у меня всегда есть выбор!

— У вас — да, но не у нас.

— Но ведь я могу сказать, что я против?

— Можете. Но не мне.

— Адьюту? Я не знаю его имени…

Сэр Алахетин поморщился, как от зубной боли.

— На следующей неделе, в пятницу, в семь утра за вами приедет экипаж. Дальше вы сможете побеседовать по вашему усмотрению, но… будьте осторожны. Особенно в выражениях. Не язвите.

— По моему усмотрению?! Какое у меня может быть «усмотрение», если все говорят разное, и я не знаю, кому и чему верить?

— Кто — "все"? Джордас?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Допустим.

— Джордас не объективен, — неохотно сказал Алахетин. — Он, как бы это сказать… вы же знаете, что ваша мать у него училась? В Академии категорически против любых личных отношений между студентами и преподавателями, но иногда такое… случается, к сожалению. Мы же люди.

— У них были личные отношения?

— Отнюдь. Просто симпатия, вероятно, односторонняя. Речь не об этом! Джейма…

— Мать ездила в столицу — и была вынуждена бежать ото всех, а потом погибла, — упрямо сказала я. — Лен ездил со мной в столицу, и…

— Не валите всё в одну кучу.

— Но…

— Джейма, молодость Корнелии пришлась на совсем иные времена. К тому же у нее были различные причины… личного характера.

О чем он хотел сказать? О якобы прервавшейся беременности, которая на самом деле не прерывалась? Я не знала, можно ли ему доверять. Можно ли кому бы то ни было доверять.

— Несмотря ни на что, на эти ваши прошлогодние выверты… не зыркайте на меня глазами! Вы производите впечатление здравомыслящей девушки. Вы не ваша мать и не адепт Вейл. Поговорите, объясните, что не планируйте делать карьеру в столице, в конце концов. Только у меня есть одна… просьба.

Теперь уже я вопросительно подняла брови, хотя в глубине души хотелось-таки съездить ему по физиономии. Не планируете делать карьеру! А если планирую? Но не такую и не так?