Починка колеса заняла без малого весь остаток дня, а потомузаночевали они совсем недалеко от камня, послужившего им наковальней. Коренгалишь убедился, что увечное колесо, пусть немного вихляясь, всё-таки ехало, ирешил пожалеть натерпевшегося Торона. Бедный пёс еле шёл, переставляя лапы лишьпотому, что Эория тянула его за поводок. Тем не менее, когда они остановились иКоренга предложил Торону сухарик, тот впервые взял любимое лакомство.

Означало ли это, что отцовская кровь всколыхнулась в жилахТорона и давала победный бой проникшей заразе? А вынужденное движение быстрейгнало её по телу, помогая выжигать яд?.. Коренга не поддавался шальномупреждевременному ликованию, готовому поселиться в душе, только без конца гладиллобастую голову, лежавшую у него на коленях.

«Я с тобой, малыш. Будь что будет – я с тобой навсегда…»

Он еле заснул, то и дело шарахаясь от уверенной надежды котчаянию и обратно. Под утро безоблачную синеву затянули толстые серые тучи,зарядил дождь. Быть может, во всём остальном мире и царствовала весна, а с нейликующие, грозовые быстролётные ливни, но этот дождь, кропивший предгорья, былсамый настоящий осенний. Тоскливый, бесконечный и очень холодный. То естьтакой, какой единственно и был возможен здесь, на безжизненном старом кострище.Сырая мгла скрыла от взгляда сверкание ледяных вершин. Во все стороны до самогокрая мира тянулись осыпи, скальные стены и нагромождения валунов, похожие другна дружку, как близнецы. Ближайшие клочки зелени существовали где-то там, вбаснословном призрачном далеке. Ну а тёплых стен и запаха варящегося съестногоне было и за семью далёкими горизонтами… Впору хоть удавиться!

Коренга тянул и толкал рычаги, оглядываясь на ковыляющегоТорона и пребывая мыслями около изувеченного левого колеса. Механизм тревожнопостанывал и скрипел, Коренга так и этак вертел в памяти его устройство,соображая, что мог означать тот или иной звук… И вот тут, без какого-либопредупреждения, его посетило наитие, равного которому он ещё не испытывал.Коренга вдруг во всех подробностях увидел свою летучую птицу, какой она должнабыла быть. С корзинкой для глиняного человечка, с крыльями, выгнутыми, какцепкие горсти… с хвостом, направляющим полёт в стороны и вверх-вниз… Всё вдругсделалось очевидно, всё пришло в долгожданное равновесие: тяга земная, влекущаяптицу к падению, и дружеская сила встречного воздуха, дующего под крылья.

Его аж затрясло.

– Эория! – позвал он. – Давай остановимся!

Девушка оглянулась. С краёв кожаного куколя, обрамлявшеголицо, стекала вода.

– Что случилось, венн?

– Я понял, как мне птицу устроить, – сказалКоренга. – Надо попробовать!..

Сказал – и только тогда испугался, что суровая сегванкасейчас его засмеёт. Ей, однако, хватило единственного взгляда в его глаза,горевшие безумным и вдохновенным огнём. Какое путешествие в горы, какие поискивилл?.. Ему было жизненно необходимо сейчас же проверить новое уряжение летучейигрушки. Всё остальное было не так уж важно.

– Хорошо, – кивнула Эория. – Только местечкопосуше найдём.

Им очень скоро попалось именно то, что требовалось дляотдыха в относительной сухости и тепле. Углубление в скале, прикрытое каменным«навесом», при ближайшем рассмотрении оказалось входом в пещеру. Широкая возлеустья, пещера скоро превращалась в узкий лаз, этакую лисью нору, крутоуводившую вниз. Коренга не обратил на неё никакого внимания, хотя при другихобстоятельствах она обязательно пробудила бы его любопытство. У него былоприпасено с собой немного разжиженного клея; выбравшись из тележки и вытащивзаветный чехол, он уже отдирал луб от пузыря, чтобы соединить всё по-новому. Онотчаянно торопился, боясь, как бы не рассеялся облик, возникший передвнутренним взором.

Эория сняла с кормового щита тележки нарубленные дощечки,бывшие некогда плоскодонкой, и разложила костерок. Правду молвить, им сКоренгой особо нечего было разогревать на этом костре, а готовить – и подавно.Весь их съестной припас состоял из его мешочка с сухариками да её кожаноготуеска особой еды, изобретённой на Островах для дальних морских странствий.Сушёное оленье мясо растирали в порошок с жиром и кислым ягодным соком. То идругое хранилось на самый крайний случай, чтобы не ослабеть и не погибнуть отхолода. И Эория, и венн были опытными исходниками. Несколько дней путешествияна голодное брюхо отнюдь не страшили ни его, ни её.

А там обещала начаться живая земля, пригретая солнцем,поросшая травкой, вскормившая птиц и зверей…

Коренга сидел согнувшись в три погибели над своим«рукоделием некончаемым», сейчас с ним было бесполезно даже заговаривать. Эорияподбросила дров и налегке отправилась разведать, что делалось в окрестностяхпещеры. Ещё не хватало пуститься завтра в путь только затем, чтобы через полдняупереться в непроходимый для тележки завал или, одолев распадок, увидеть передсобой заполнивший долину ледник!

Она вернулась к пещере незадолго до сумерек и уже собираласьокликнуть сумасшедшего венна, когда изнутри прямо ей в руки выпорхнуло… спервапоказалось – нечто живое. Эория от неожиданности чуть не отпрыгнула в сторону,потом догадалась схватить, и у неё на ладонях очутилась летучая игрушкаКоренги. Пока сегванка с некоторым испугом оглядывала полупрозрачные крылья –не поломала ли чего по нечаянности, – следом за птицей из пещеры,задыхаясь, выбежал сам венн.

Именно выбежал, проворно переступая ладонями и дажеподпрыгивая. И воздух он ртом ловил не от усилия, которое для этоготребовалось, – от восторга, страха и вдохновения. Если Эория ещё неослепла, он был очень близок к слезам.

– Жаль, пива нет, – сказала она.

– Что?.. – не понял Коренга.

– Пива, говорю, нет, а праздновать надо, –повторила Эория. – Ты же добился, чего хотел?

Коренга снова разучился говорить и только кивнул. Потомкое-как произнёс прыгающими губами:

– Она летит. Без привязи и без ветра… Если пустить её свысокого места, она улетит далеко-далеко…

Эория посмотрела на глиняного человечка, укреплённого вплетёной корзинке под тонкими лубяными распорами.

– Хотела было сказать, что ты теперь не с пустымируками к виллам идёшь, – задумчиво проговорила она. – А теперь вотдумаю: надо ли им это показывать?

Коренга отмахнулся.

– Я не самый умный из людей, видали и поумнее. Тот жеЗелхат такую птицу или уже придумал, но не говорит, или скоро придумает. Значит,так суждено, так Боги хотят… Нравится им или нет, всё равно ничего поделатьнельзя!

Эория всё же спросила:

– А если, к примеру, они согласятся твоего Торонапоправить, но за это потребуют, чтобы ты своё рукоделие оставил и поклялся, чтонасовсем его позабудешь?