Тысячам рабочих было возвращено конфискованное у них после «июльского кризиса» оружие, кроме того (что казалось актом безумия), им были дополнительно выданы винтовки и боеприпасы. На улицах Петрограда началась подготовка ополченцев. Бесси Битти видела, как рабочие военных заводов при содействии инженеров и саперов рыли окопы и возводили баррикады, стремясь «опоясать траншеями весь город». Фил Джордан описывал, как «тысячи и тысячи солдат», только что прибывших с фронта на Николаевский вокзал, направлялись прямо на Невский проспект рыть там окопы. «Только подумай, окопы в самом центре города», – причитал он, предвидя новые беспорядки на улицах{778}.

На следующий день появились слухи о том, что «Дикая дивизия» генерала Крымова была всего в двух днях пути от города. Как вспоминала Мэриэл Бьюкенен, все боялись этого (авангард Корнилова насчитывал четыре тысячи человек и состоял в основном из конных формирований мусульман – уроженцев Северного Кавказа, известных своей жестокостью) так же, как и кронштадтских матросов{779}. Членам дипломатического корпуса советовали уехать в Москву или Финляндию, но сэр Джордж Бьюкенен в очередной раз отказался оставлять британскую колонию без дипломатической защиты, его жена и дочь также высказались против эвакуации. Взамен этого госпиталь британской колонии, курируемый леди Джорджиной, который недавно закрылся, был подготовлен к тому, чтобы, если в этом возникнет необходимость, предоставить убежище женщинам и детям диаспоры. Хотя посол США Дэвид Фрэнсис считал, что ему лично ничто не угрожает и что у него нет причин беспокоиться о своей собственной безопасности, он признал, что у многих его соотечественников они были, и поручил Дж. Батлеру Райту зафрахтовать небольшой пароход, «на котором американцы, если пожелают, могли бы укрыться в случае каких-либо беспорядков». Между тем, как отметил Дж. Батлер Райт в своем дневнике, дипкорпус оказался в «неприемлемой ситуации, при которой он должен был, соблюдая формальности, поддерживать правительство, втайне страстно желая победы Корнилова»{780}.

В Петрограде было введено военное положение. «Везде полно слухов, – писал Раймонд Робинс, – это просто безумное время»{781}. Этим утром около пяти часов Флоренс Харпер была разбужена звуками стрельбы на площади перед гостиницей «Астория» и услышала, что внизу в лобби заходит толпа людей. Выглянув из своей комнаты, она увидела, как матросы, громко хлопая дверьми, выводили из некоторых номеров под конвоем русских офицеров. Бесси Битти тоже была потревожена шумом, и, выйдя из своего номера, она увидела в холле «море штыков». Везде были «русские матросы, возможно, их было несколько сотен, рослых парней с винтовками в руках, и на конце каждой винтовки было кровожадно выглядевшее лезвие, ужаснее которого я никогда еще не видела». «Жизнь больше уже не способна ужаснуть мужчину или женщину, которым довелось встретиться с двумястами штыками, собравшимися в одном месте», – заметила она. По ее мнению, в сравнении с этим «подводная лодка в Атлантическом океане похожа на дружелюбного соседа, зашедшего в гости»{782}.

Сначала она решила, что это матросы из Кронштадта; они захватили гостиницу и теперь проверяли паспорта и осматривали номера. Затем оказалось, что это были матросы из Петроградского Совета, «решившие взять инициативу в свои руки и арестовать всех офицеров, которых они подозревали в контрреволюционных намерениях» и которые могли быть на стороне Корнилова. В ходе осмотра номеров они терроризировали женщин, которые сбились в группки на лестничных пролетах. Группа матросов вломилась в номер к Флоренс Харпер, обыскала его и унесла с собой ее камеру. Во время обеда весь зал гудел от волнения и страха. Сорок русских офицеров арестовали и увезли из гостиницы, еще семерых задержали позже. Всех их доставили в Петропавловскую крепость, обвинив в «заговоре против революции»{783}.

Затем угроза со стороны Корнилова исчезла так же внезапно, как и появилась. В среду, 30 августа, в газетах было опубликовано заявление правительства Керенского о том, что «мятеж» (если то, что было на самом деле, действительно являлось мятежом) провалился. Поход Корнилова на Петроград был сорван еще до того, как он начался, и не военной силой, а благодаря действиям большевистски настроенных железнодорожных рабочих, которые отказались перевозить эшелоны с его войсками и вывели из строя железнодорожную магистраль, по которой эти эшелоны следовали в Петроград (они блокировали стрелки, повреждали мосты, разрушали или баррикадировали железнодорожные пути)[92]. Эшелоны с войсками генерала Крымова загоняли в тупик. А когда авангард войск Крымова наткнулся на силы, выставленные Петроградским Советом, то он отказался выступать против Керенского и Петросовета; он просто открыто побратался с этими силами и прислушался к их совету ни во что не вмешиваться{784}.

После этого Керенский издал приказ об аресте Корнилова. Его побуждения в сложившихся обстоятельствах были весьма противоречивыми. Советник британского посольства Фрэнсис Линдли считал, что Керенский, «разрывавшийся между страхом оказать содействие контрреволюционному движению и честным стремлением упрочить авторитет правительства», в конечном итоге принял неверное решение. «Как и все социалисты в подобной ситуации, он предпочел сохранить верность своей партии, а не своей стране. И для него это было крахом»{785}. Остается неясным, действительно ли Керенский искренне верил в то, что Корнилов собирался организовать переворот против него вместо разгрома большевиков, руководимых Петросоветом. Виллем Аудендейк считал, что Керенский, несомненно, «панически боялся одной мысли о том, что Корнилов мог сместить его, и это заставило его действовать с безрассудной и роковой горячностью»{786}.

По сведениям супруги военно-морского атташе США Полин Кросли, в дипломатических кругах активно ходили слухи о том, что намерения Корнилова сформировать военное правительство («с опорой на опыт Керенского и с его одобрения») были «всем понятны». Он желал защитить Россию от большевистского переворота, планировал зрелищное и триумфальное вступление войск в Петроград, однако «ночью… кто-то нашептал Керенскому (либо ему самому пришла в голову такая мысль), что тот потеряет власть и авторитет с усилением позиций Корнилова». В итоге Керенский «поддался» своим амбициям и «сорвал честную попытку спасти Россию», в результате чего страна оказалась «в более плачевной ситуации, чем когда-либо ранее»{787}.