– Ах, – сказала она ядовито, – еще и увы? Дакем ты, гад полосатый, себя возомнил?

Он вытер руки о полотенце и поднялся.

– Тем, кто сейчас пойдет дальше.

– Гад, – сказала она с чувством и тожевстала. – Нам еще компот собирались принести.

– Не люблю из диких груш, – ответил он. – Даи вообще… сколько в тебя влазит?

– Сколько надо, – отрезала она, – столько ивлазит!

И, закинув гордо голову, пошла через поляну между хижинами.Олег криво улыбнулся. Местные на него смотрели с ожиданием, он покачал головой,воздел очи к небу и вздохнул. Счастлив бы с ними за правое дело, но женщина,как видите, требует идти в другую сторону и добывать ей чешую дракона наброшки…

Дорога через лес показалась ей бесконечной. Волхв двигалсявсе так же ровно и мерно, словно не человек, а деревянный бычок по столешнице,что идет, качается, вздыхает на ходу, но то бычок, а она идет за быком,бычищем, что ломится напролом, мог бы и деревья ломать… наверное, а онаскользит за ним, как легкая тень, но устала, как красивая лошадка, везущая вгору тяжело нагруженную телегу.

Деревья расступились прямо перед городской стеной, так ейпоказалось, местным совсем недалеко ездить за дровами и строевым лесом.

Она подумала с облегчением, что из лесу вышли как развовремя, на землю уже пал печальный сумрак, закат слабый и безжизненный, словнонапуган чем-то, облака неопрятные и мутные застыли на месте, предпочитаядождаться утра, чем рисковать передвигаться ночью.

Город уже почему-то спит, словно привык ложиться с курами,или у людей здесь птичья слепота, когда в гнезда нужно укладываться на закате,однако ей показалось, что даже дома только прикидываются спящими, а сами следятза ними темными окнами, провожают взглядами. Неладное в городе, все чего-тострашатся, но она чувствовала, что спрашивать бесполезно.

Городские ворота заперты, Олег подошел к калитке встороженной башенке, долго стучал, что-то объяснял, Барвинок уже и не верила,что их впустят, но вскоре он помахал ей рукой:

– Пойдем! Везде, как видишь, отыскиваются добрые люди…

Она проскользнула за ним, в караульном помещении троеугрюмых стражников, ее провожали жадными глазами.

Когда они вышли с той стороны и пошли по городской улице,Барвинок спросила живо:

– И во сколько тебе обошлась их доброта?

Он посмотрел в удивлении:

– Ты о чем?

– Сколько ты им заплатил?

Он отмахнулся:

– Вот ты о чем… Да нисколько.

Она спросила недоверчиво:

– Что, вот так взяли и пропустили?

Он сказал задумчиво:

– Ну, не сразу… Я объяснил, что ты настаиваешь натеплой постели на хорошем постоялом дворе, а у костра в лесу тебе не совсем уютно…Они посмотрели на тебя и согласились, что такая красивая, конечно, достойнатеплой постели…

Она охнула, остановилась и вперила в него убийственныйвзгляд:

– Что? Ты так и сказал, свинья?

Он удивился:

– А что не так? Что ты достойна спать в теплой постели?Или не понравилось, что и они считают тебя красивой?

Она спросила невольно:

– Они? А кто еще?

– Я, – ответил он. – Разве я не говорил?

– Говорил, – подтвердила она сердито, – но тыдолжен говорить это чаще!

– Насколько чаще?

– Чем чаще, – рассудила она, – тем лучше. Номне не нравятся ваши мужские намеки… Знаю-знаю, ничего прямо не было сказано,да ты все равно бы вывернулся, но лучше слушать твои занудности о высоком, чемнамеки на постельное…

Улицы темные, однако он умело сворачивал, словно знал этотгород вдоль и поперек, в одном месте сказал шепотом:

– Стой. Я отлучусь ненадолго. Жди меня здесь.

Она сказала быстро:

– Я пойду с тобой!

– Нет, – отрезал он.

Она запротестовала:

– Но я всегда ходила с тобой!

– Да? – переспросил он. – А мне почему-то чудится,что ты пару дней тому или чуть больше рухнула с дуба мне на руки.

Она прикусила губу, он смотрит насмешливо, но глаза оченьсерьезные. В груди предостерегающе тукнуло, сейчас решается очень важное, аумная женщина знает, когда уступить, чтобы потом одержать полную победу, и онасказала очень смиренно:

– Как скажешь. Я буду тебя ждать здесь.

Он кивнул, голос прозвучал несколько удивленно:

– Я задержусь ненадолго.

– Ничего-ничего, – заверила она. – Неторопись, делай все хорошо! Я подожду, обо мне не беспокойся.

– Гм, – сказал он озадаченно, похоже, ожидалдругую реакцию, – ладно, я все равно постараюсь побыстрее.

Она мило улыбнулась, стараясь не показывать сильнейшееразочарование. За все время, когда она ходила за ним хвостиком, он ничего отнее не скрывал, но теперь выходит, что скрывать было нечего, а сейчас, когдавот да, хороший щелчок по ее носу и еще больший – по самолюбию. Не забывайся,ты еще не оседлала этого дикого зверя.

В тишине прошмыгнула собака, большая и страшная, но увиделазастывшую женщину, шарахнулась в испуге и умчалась со сдавленным воем так, что,будь впереди стена, расшиблась бы насмерть.

Какой-то странный город, мелькнула мысль. Словно даже домаждут каких-то неприятностей, которых ну никак не избежать, что всех наполняетособой тревогой и унынием. И слишком тихо, будто все позапирали ставни и делаютвид, что их нет вовсе…

Она чувствовала, что простояла так целую вечность. Волхв толи испытывает ее, то ли попросту бросил, мало ли у него своих дел, и такудивительно, что берет ее с собой, она же только помеха – и сама это видит…

Он появился неожиданно, когда она совсем измаялась, словночувствовал, как лопается ее терпение, а сомнения начинают разрывать пополам.

– Не спишь? – послышался голос из темноты. –Пойдем отсюда.

– Все успел? – спросила она, стараясь, чтобы голосзвучал беспечно и даже щебечуще.

– Да, – ответил он, – все даже лучше, чеможидал.

– Это потому, – рассудила она, – что тывсегда ждешь худшего! Не знаю, кто тебя так обижал, что ты не веришь в доброе?

Он не ответил, шел быстро, она едва успевала, глаза хоть ипривыкли к ночному свету, но то и дело стараются обмануть, показывают ямку там,где ее нет, а на ровном месте прячут кочку…

Далеко послышались крики, лязг оружия, остервенелые вопли,донеслась ругань, стоны и снова непрекращающийся лязг, звон и стук железа подеревянным щитам.