Олег прислушался, лицо стало брезгливым, будто вступил вкоровью лепешку.

– Муравьи хоть ночью не дерутся, – буркнул он, вголосе чувствовалось предельное презрение к роду человеческому. – А эти…

– Если за свои законные права, – сказала онатвердо, – можно и ночью! Может быть, это люди свергнутого короля!

Он хмыкнул.

– Ну, за свои законные…

– Да, законные!

– А кто эти законы установил?

Она сказала с достоинством:

– Ну, знаешь ли! Кому нужно, тот и установил!

– Вот именно, – согласился он хмуро. – Королии установили. Для себя. Все остальные пусть идут лесом.

Она огрызнулась:

– Любые законы лучше, чем беззаконие!

– Здесь ты права, – согласился оннеожиданно. – Молодец, запомнила чьи-то умные слова.

– Это мои слова, – заявила она с превеликимчувством достоинства. – Это я так сказала!

Он оглянулся. Свет падает на волосы, лицо в тени, толькоглаза горят странным огнем, как у лесного зверя.

– Да?.. Ишь, и ты вроде человека… Жаль только, чтозаконы устанавливают люди. Вот победят эти, что свергают королей, и установятсвои! Я вот, если бы не люди…

– Этого никогда не было! – возразила она.

Он подумал, кивнул.

– Значит, надо, чтоб стало.

От его облика повеяло такой несокрушимой волей, что онаощутила себя крохотным муравьем, вздумавшим прогрызть дорогу через загородившийему путь горный хребет.

– Сумасшедший!

– Еще какой, – согласился он.

– Ага, сам признался!

– Люди все сумасшедшие, – объявил он. – Этозвери нормальные. Почему они не дерутся друг с другом? Даже лютые волки неубивают один другого. Впрочем…

Он задумался, Барвинок подождала, тоже краем уха вылавливаяиз тьмы крики и звон железа, но волхв ушел в мысли глубоко, она спросила нетерпеливо:

– Что – впрочем?

Он посмотрел на нее непонимающе.

– Что, есть хочешь?

– Уже нет, – отрезала она, – ты начал мямлитьчто-то очень умное, но заснул сам от своей скуки.

– Тогда зачем тебе знать скучное? – спросил он вудивлении. – Впрочем, женщин понять трудно. Я подумал, что люди когда-тобыли такими же нормальными, как и все животные, но свихнулись и потому сталиубивать еще и друг друга. Это было их первое отличие от прочих животных.Убивали и убивали, пока не научились говорить, думать, строить дома – это ужевторое отличие… Убивают всегда слабых и глупых, так что порода все времяулучшалась! И теперь, наверное, продолжает улучшаться… Хотя, гм… когдапридумали луки, а из него слабый может убить сильного, а трус героя, то… войны,наверное, уже не нужны. Теперь они только во вред. А были ох как нужны!

Она, не слушая, настороженно вслушивалась в крики, теперьвроде бы донесся и топот, а это значит, бегут в их сторону.

– Нас не сомнут? – спросила она.

Он покачал головой.

– Далеко. Тихо по ночам, вот и слышно далеко…

– Все равно ты сумасшедший, – сказала онаубежденно.

– Еще какой, – согласился он. – Иду с тобой,выслушиваю, а мог бы просто придушить без затей и топать себе легко ибесхитростно.

– Куда мы идем?

– Уже пришли, – ответил он.

Она сообразила, что, сделав небольшую петлю по улицам, онивернулись к городским воротам. Стражей не видно, явно дремлют в караулке,второй раз беспокоить их не решается даже волхв… или почему-то не хочет, емузачем-то надо, чтобы о его прибытии в город знали…

Подмывало спросить, что же он делал, с кем встречался, чтотакое важное его привело сюда, но с холодком понимала, что это будет означатьконец их совместному путешествию. У мужчин, как и у детей, должен быть свойуголок, пусть совсем крохотный, но куда они не пускают женщин. А те глупыеженщины, которые настаивают, в конце концов теряют этих мужчин. А чаще даже нев конце концов.

Ворота в ночи выглядят массивными и страшными, вметаллические скобы вложено чуть ли не цельное бревно, чего она никак неожидала, порядочные женщины по ночам на улицу не выходят, откуда ей знать, чтопосле захода солнца ворота запирают.

Олег, по его виду, ничуть не изумился, сразу пошел вдольгородской стены. К ней с этой стороны прилепились кожевенные мастерские, запахпрелых кож забивает дыхание.

– Вернемся? – спросила она.

Он отмахнулся.

– Вон там перелезем.

– Через стену? Ты с ума сошел?

За лавками и складами обнаружилась огромная поленница дров,сложена так умело, что даже старуха поднялась бы на вершину без труда. Стенавыступает над нею всего на локоть, Олег подмигнул Барвинок и пропал на тойстороне.

Она поспешно заглянула за край, там большая грудавывалившихся камней, перебраться в самом деле нетрудно, а ворота, как онапоняла, больше для конных и телег.

Фигура Олега на миг исчезла внизу, он уже достиг земли.Барвинок не успела вскрикнуть, на него с двух сторон бросились люди влохмотьях. Он взмахнул обеими руками, они разлетелись, как сухие листья подударами ветра, и остались лежать на земле недвижимо.

Она торопливо спустилась, дрожащая и сразу озябшая.

– Как ты легко…

Он отмахнулся:

– На меня не впервые бросаются с дубинками.

Из темноты на него бросился еще один, волхв перехватил заруку, увернувшись от ножа, и с силой ударил головой о стену.

– И с ножом не впервые? – крикнула она.

– Да, – ответил он несколько рассеянно. – Всесуета, суета…

Они прошли несколько шагов, дорогу загородили двое с мечами.Она вскрикнула:

– Вернемся?

– Далеко, – ответил он.

Вместо того чтобы остановиться или хотя бы замедлить шаг, онперешел на бег. Те двое со злорадными лицами подняли мечи для ударов, но Олегвнезапно откинулся на спину. Упал, как ей показалось, его понесло по земле, какпо льду, прямо на растерявшихся разбойников.

Они не успели шевельнуться, как он быстро и жестоко ударилих чуть выше пояса. Почти сразу же выпрямился, уже за их спинами, Барвинокопасливо пробежала мимо, оба с искаженными болью лицами держались за пораженныеместа.

Он оглянулся, лицо перекосилось в злом нетерпении:

– Ты чего отстала? Побыстрее!

– Я спешу, – прокричала она, задыхаясь.