целой организации, в которой я работал. На чем были основаны эти предположения, мне неизвестно, и потому хочу сказать по этому поводу следующее: на базе технического оснащения КБ-1 и отдельных вопросов, разрабатываемых там, многие молодые специалисты написали и защитили диссертационные работы.

Я в числе других подготовил без отрыва от производства диссертационную работу на лабораторно-технической базе КБ-1, в основе которой положил часть вопросов, разрешением которых занимался я лично и самостоятельно, как инженер—главный конструктор этой организации. При этом я действительно во время оформления диссертационной работы получал по отдельным вопросам высококвалифицированную консультацию соответствующих специалистов. Оформление работы (перепечатка на печатной машине, чертежные работы, переплет, и так далее), равно как и механические расчетные работы, я провел через счетный чертежно-технический аппарат теоретического отдела КБ-1.

Научным руководителем этой работы был Куксенко П.Н., отзыв которого об этой работе имеется в протоколах научного совета МГУ. Я во всем этом не видел что-либо большее, чем имеют, к примеру, аспиранты-диссертанты АН СССР или любых других научно-исследовательских институтов.

Если в моем поведении в этом вопросе было что-либо незаконное и недозволенное, достаточно было указать на это хоть одному из старших товарищей, и я бы не допустил такой ошибки.

Я уверен, что в настоящее время ни один из работников того большого коллектива, в котором я работал, не имеет основания, и потому не может сказать, что я был лишен чувства самокритики.

Я утверждаю, что все основные принципиальные положения, выдвинутые в диссертационной работе, и научная обработка темы этой работы – была только и только моей.

В этом нетрудно убедиться, если просмотреть последовательно:

а) курсовые проекты, написанные мною, еще будучи слушателем Академии в 1944 году;

б) дипломную работу, защищенную при окончании Академии в 1946 году;

в) мою кандидатскую и затем докторскую диссертации как продолжение и довершение вышеназванного.

Таким образом, тема моих кандидатской и докторской работ разрабатывалась мною еще в стенах Академии, когда КБ-1, как организации, еще не существовало. Смею Вас заверить, я не хочу иметь ничего, что может вызвать сомнения в том, что она является результатом моего труда. Я только хочу снять с себя незаслуженное мною имя неуча.

В течение одного года после моего освобождения из-под ареста, несмотря на то, что работаю несколько в отличной от моей специальности области, своим трудом продвинулся от рядового инженера до руководителя научно-исследовательской лаборатории, пройдя при этом последовательно должности старшего инженера, руководителя группы, исполняющего обязанности начальника лаборатории.

При этом молодые инженеры, недавно окончившие вузы, которые работают вместе со мной и под моим руководством, не высказывают недовольства своим теоретическим и техническим ростом. Это мне дает основание надеяться, что в нормальных условиях я действительно могу своим трудом оправдать доверие, оказанное мне советским обществом и правительством.

В связи с этим, прошу пересмотреть вопрос о моих документах и вернуть мне те из них, которые найдете нужным. Паспорт мне выдан на имя Сергея Алексеевича Гегечкори, при этом органами прокуратуры в лице товарищей Китаева и Цареградского мне было обещано, что документы мои будут оформлены на это же имя и пересланы мне через КГБ.

Особое затруднение вызывает у меня вопрос о воинской обязанности. По паспорту я военнообязанный. Находился я в рядах Советской Армии 12 лет и прошел за это время последовательно и на общих основаниях воинские звания от техника-лейтенанта до инженер-полковника.

Я обязан встать на военный учет, как военнообязанный по месту жительства, однако я не знаю, как мне ответить на анкетные вопросы, которые следует заполнить при этом.

Я не демобилизован, не выгнан из армии и вообще не имею никакого приказа или хотя бы указания по этому поводу. Из-за того, что я не знаю, как поступить в данном случае, мне грозит установленное по общим правилам наказание за неявку в соответствующий военкомат.

Прошу Верховный Суд пересмотреть и эту сторону моего положения и своим решением внести ясность в этом вопросе.

Кроме всего вышеизложенного прошу пересмотреть вопрос, почему меня лишили всех наград, которые я получил от Советского Правительства во время пребывания в армии и за работу, проделанную мною в области развития советской техники. Я был награжден Орденом Красной Звезды, Орденом Ленина с присвоением звания Лауреата Сталинской Премии с денежным вознаграждением в 500 тыс. рублей (деньги целиком остались дома). Должен сказать, что я был награжден в числе многих других, среди которых 80 человек получили звания Лауреатов и несколько человек – Героев Советского Союза.

Я вложил много труда, любви и умения в работу, в связи с которой был награжден, и мое участие в этом деле – не было меньше кого-либо другого. Я уверен, что люди, которые работали ежедневно рядом со мной, не будут этого отрицать.

Ко всему сказанному хочу добавить, что разрешаю себе ставить перед Верховным Судом Советского Союза все эти вопросы, поскольку следственные органы прокуратуры, рассмотрев мое дело в процессе полуторагодичного следствия, во время которого я находился в заключении, сняли с меня обвинение, мне предъявленное.

С. Гегечкори

3.02.1956

Свердловск

Решение отца повторно получить высшее образование было воспринято как вызов, но копию диплома об окончании академии с отличием и золотой медалью ему все-таки вернули. По поводу докторской диссертации – промолчали, а новый военный билет выдали только 9 сентября 1963 года. В соответствии с этим «документом» отец, окончивший Военную академию, занимавший должность главного конструктора в звании инженер-полковника, теперь числился рядовым с военно-учетной специальностью – стрелок. В особых отметках – запись: «На основании постановления Совета министров СССР № 154-66 от 6 февраля 1958 г. учету в офицерском составе не подлежит».

Несмотря на все это, отец не сдался, продолжил работать еще интенсивнее, но раз за разом результаты его труда приписывали другим, и в списках награжденных он не значится. Он писал в Москву: «На работе на меня наваливают очень много серьезной работы, которая предназначена для посылок на მთვარე» [отец по-грузински написал слово «Луна» для конспирации]. Он начал работать над системой управления автоматической межпланетной станцией, предназначенной для изучения Луны. Ему очень хотелось, чтобы хоть один родной человек знал, что и в этой работе есть его вклад.

В последующем он принимал участие и в работах над системой управления межпланетной станцией «Венера-1»: «Работу делаю я, но это, конечно, не изменит того положения, в котором мы находимся. Приезжали из Москвы ряд “товарищей” в связи с моим party obligation. Наседали на меня с разных сторон. Я держался не вызывающе, но принципиально на своей платформе, а именно – дайте возможность мне работать, не