class="p1">Немецкие националисты стремились объединить всех этнических немцев в одном государстве. Этого события ждали с радостным предвкушением и нетерпением, ибо большинство немецких земель находилось под юрисдикцией двух великих держав — немецкой Пруссии и габсбургской Австрии. Но вожделенная мечта — все немцы под крышей единой Германии — непреложно требовала имперской экспансии на территории, принадлежавшие другим этническим группам. Поэтому отличительной чертой немецкого национализма конца XIX века был не только его этнический (а не гражданский) характер, но и имперский дух — победоносная Германия, устанавливающая свои порядки на новых землях. Империалистические захваты не были чем-то новым для Европы, но Германия опоздала к дележу пирога, поэтому ее притязания приобрели более выраженную этническую окраску, чем у более «зрелого» английского или французского империализма. Демократия означала власть народа, а не только высших классов, а значит, классический империализм мог мобилизовать массы под знаменем этнонационалистического реванша. Социал-дарвинизм давал подсказку: лишь война является окончательной проверкой жизнеспособности сильнейших наций.

В Германии теоретики расизма утверждали, что голландцы и французы несут в себе арийскую кровь, в отличие от евреев и славян, живущих к востоку от немецких границ. Эти восточные этничности можно и нужно было рассматривать как чуждые германской расе.

Оба германских государства были династическими монархиями, исключающими народовластие. Но между ними была разница. Экспансия Пруссии вобрала в себя в основном немцев и породила этническое немецкое государство-нацию, kleindeutsch-Германию (малую Германию). Незначительные этнические меньшинства пользовались ограниченным суверенитетом, усеченным гражданством и подвергались ассимиляции. В отличие от Пруссии, Австрия раздвигала свои пределы на восток и на юг, покоряя в основном ненемецкие народы и создавая gгossdeutsch-Германию (большую Германию), «лоскутное одеяло», этнически неоднородную империю. Полиэтническим государством управляла немецкая династия. Габсбурги не могли быть националистами. Им приходилось управлять страной, сочетая ассимиляцию (навязывание немецкого языка и культуры) и мультикультурный конфедерализм (раздел власти с этнически чуждыми элитами). Первоначально австрийский вариант немецкого государства был gгossdeutsch-империализмом, далеко не органическим. Это продлилось недолго. Как показано в главе 3, борьба подчиненных этнических групп за демократические права в империи Габсбургов вылилась в органический национализм. В ответ на это немцы и мадьяры начали отстаивать свое уже этническое, а не только культурное доминирование. Таким образом, к 1900 г. австрийские немцы создали мощное движение немецкого органического национализма в противовес национальным претензиям подчиненных этнических групп.

Две этнические группы внушали особые опасения. В основном немецкая экспансия была устремлена на Восток, а значит, Россия представала в образе могучего соперника — огромного по территории, малоцивилизованного и, что хуже всего, славянского. В воспаленном воображении немцев дикие славянские орды могли в любой момент разделаться с «высшей» немецкой расой. Вторая угроза исходила от евреев, давних врагов истинной веры и «плутократических эксплуататоров» всей Европы. При этом в европейских странах развивался процесс секуляризации, и евреи успешно ассимилировались, что было видно на примере той же Пруссии. Далеко не так обстояли дела в Восточной Европе. Австрийскую монархию раздражал всякий национализм, немецкие националисты не были исключением; в противовес национализму автократическая власть поддерживала религиозную терпимость и такие космополитические группы, как евреи. Оба немецких государства старались ассимилировать евреев, при этом в Габсбургской монархии отношения между немецкими националистами и евреями были более конфронтационными, чем в Пруссии. Напряженность возросла, когда российские евреи, спасаясь от погромов, перетекли в Австро-Венгрию. Их непонятный язык, необычная одежда, пейсы казались странными и дикарскими. Неприязнь немцев к восточным славянам и евреям усилилась к концу XIX века.

Объединившись, эти тенденции радикализировали агрессивность немецкого национализма, в основном в Австрии и в меньшей степени в Германии. Первая мировая война принесла трагические перемены. Австрия и Германия потерпели сокрушительное поражение. Военный разгром покончил с обеими немецкими династиями и их имперскими геополитическими проектами. Империя Габсбургов прекратила свое существование, а сама Австрия превратилась в небольшое государство, коим оно остается и поныне. Осколки империи унаследовали новые государства с гомогенным доминирующей этнической группой, в основном славянской. В странах-наследницах уже немцы подвергались дискриминации как неполноценные граждане. Прусская Германия тоже стала республикой, но оставалась великой державой, хотя и уменьшившись в территории, населении и утратив автократический контроль над национализмом. В обеих республиках произошла политическая поляризация между левыми марксистами и правыми националистами. Оскорбительный для Германии Версальский мир разбудил этнический имперский ревизионизм — стремление пересмотреть границы, вернуть «утраченные территории», создать национальную Германскую империю. После расчленения Австро-Венгрии только прусская Германия, известная уже как просто Германия, могла справиться с этой задачей. Габсбургский мультикультурный проект был мертв, а прусский этнический идеал трансформировался в великогерманский (grossdeutsch) экспансионизм. Как подчеркивает Майкл Бёрли (Burleigh, 2000), Третий рейх вырос на «дрожжах национального унижения».

Вторым последствием войны стала большевистская революция, воскресившая в Европе призрак великих классовых битв и посеявшая явный страх. Европа рассматривала этот катаклизм как сугубо русский, а также еврейский, поскольку среди революционных лидеров России было много евреев. В 1918–1919 гг. Германия, Австрия и Венгрия подавили коммунистические восстания, в которых активную роль играли все те же евреи. В связи с этим русских и евреев стали рассматривать чуть ли не как этнополитический тандем, угрожавший Германии. Помимо этого, евреи олицетворяли финансовое могущество и союз с враждебными западными олигархиями. Советский Союз оставался главным препятствием на пути немецкой экспансии, а «жидобольшевистский» альянс расценивался еще и как внутренняя угроза. Многие верили, что этнические и классовые враги тайно объединились, чтобы основать свое государство на руинах поверженной Германии. Естественно, евреи не собирались создавать свою государственность (во всяком случае, в Европе), но считалось, что именно они натравливали на Германию славян и коммунистов, которые были способны это сделать.

Великая депрессия довела обнищание народа до предела. Нацисты оседлали власть не только на волне антисемитизма, они смогли предложить внятную программу экономического роста за счет примирения классовых конфликтов. Все это было густо замешано на националистической риторике. На выборах 1928–1932 гг. обозначилась слабость либеральных центристов и партий-лоббистов групповых интересов — немцы проголосовали тогда за консервативных националистов. На тех выборах нацисты набрали символическое число голосов. Но вскоре почва начала уходить из-под ног консерваторов, и главными бенефициарами этого стали нацисты. В отличие от консервативного национализма, идеология нацизма представлялась внеклассовой, общенародной и в высшей степени органичной. Гитлер обещал править Германией твердой рукой, обеспечить немцам классовый мир, примирить групповые интересы, объединить нацию и воссоздать Великую Германию. Во время предвыборной кампании нацисты умерили антисемитскую риторику, но мало кто сомневался, что когда-нибудь их руки дойдут и до евреев. Многие немцы с этим были вполне согласны. Национал-социалисты не призывали в тот момент к войне, такой лозунг был бы крайне непопулярным, но большинство немцев ждало и жаждало восстановления германской мощи