распустила свои золотые волосы, развевавшиеся при легком утреннем ветерке, и Дэвид, увидев ее, воскликнул:

– Она как будто окружена огненным ореолом!

– Если верить тому, что говорит священник, то она когда-нибудь будет гореть в огне! – отрезала Анна. – Ну кто еще, кроме этой бесстыжей лисы, осмелился бы так распустить свои волосы? – злобным голосом прошептала девушка и в то же время ласково улыбнулась, махая рукой подруге.

Из лодки, плывшей навстречу им, донесся голос Нэнси Лобиньер:

– Если только наши лодки не поторопятся, я кинусь в воду, чтобы скорее обнять тебя, Анна!

Анна Сен-Дени еще более ласковым голосом крикнула ей в ответ:

– Уверяю тебя, Нэнси, что я не меньше твоего горю нетерпением расцеловать тебя! – И шепотом, который слышал только Дэвид, она добавила: – Если она не заплетет свои волосы, то я их вырву до последнего волоска!

Совершенно ошеломленный и несколько испуганный, Дэвид Рок ловко причалил к другой лодке, так что Анна и Нэнси могли обнять и поцеловать друг друга, слегка перегнувшись через борт. И поцелуй, которым они обменялись, был такой горячий, что Пьер Ганьон громко вздохнул.

– Подумать только, сколько добра пропадает зря! – воскликнул он.

Анна взяла в руки золотые волосы Нэнси Лобиньер, и Дэвиду Року показалось, что она вот-вот рванет их.

Но его испуг был напрасен. Тем же ласковым голосом Анна обратилась к своей подруге:

– Нэнси, дорогая, позволь тебе представить Дэвида Рока – моего Дэвида Рока.

– Я очень рада и счастлива познакомиться с вами, месье Рок, – ответила та и сделала реверанс, чуть-чуть приподнявшись на своем сиденье в лодке. – Я много слышала о вас и буду не менее Анны рада вашему приезду в Квебек. – А потом, повернувшись к Анне, нежным голосом спросила: – Можно мне звать его Дэвидом, Анна?

– Конечно, – ответила та.

Но когда они разъехались и в отдалении показались еще четыре лодки, Анна чуть слышно прошептала:

– Лицемерка! Как я ненавижу ее!

– Но почему же ты в таком случае пригласила ее сюда?

– Потому что до той минуты, когда она заставила тебя так бесстыдно покраснеть, я любила ее, Дэвид Рок!

И с этими словами Анна стала махать платочком веселой флотилии, направляющейся ей навстречу. В каждой лодке, украшенной флагами, цветами и зелеными ветвями, сидело три человека. Лодка, в которой сидел Дэвид, подплывала поочередно к гостям, и Анна представляла его каждому в отдельности.

До тех пор пока они находились на реке, Дэвид чувствовал себя как дома, поскольку никто не мог поспорить с ним в мастерстве править веслом. Но когда они высадились на берег и Биго, де Пин и изящные, нарядные офицеры вышли навстречу гостям, Дэвид ощутил неловкость. Он так сильно отличался от этих изысканно одетых молодых людей и прекрасно разряженных дам, которые делали низкие реверансы интенданту, игриво опускали ресницы, улыбались, показывали ямочки на щеках и весело щебетали, между тем как молодой житель лесов стоял и безучастно смотрел на происходящее.

Биго, зоркий глаз которого заметил смятение своего протеже, явился к нему на помощь, и Анна готова была обнять его и расцеловать за такт и сочувствие.

Интендант прямиком подошел к Дэвиду и, положив одну руку на его плечо, протянул другую Анне Сен-Дени.

– Я требую себе это почетное место! – воскликнул он. – С Анной Сен-Дени по одну руку и с лейтенантом Роком – по другую. Разрешите вам представить лейтенанта Дэвида Рока, которому я обещал место в Генеральном штабе, когда он соблаговолит явиться в Квебек.

– Лейтенант! – в изумлении прошептал Пьер Ганьон.

В то же время он не переставал ласково сжимать пальцы Нэнси Лобиньер, которая уже заплела свои волосы и уложила узлом на своей прелестной головке.

– Посмотрите только на Дэвида, – прошептала Нэнси, ущипнув руку Пьера Ганьона. – У него ни кровинки в лице, а Анна, кажется, сейчас закричит от радости.

Несколько минут спустя, когда Биго остался с Анной и та со слезами на глазах стала благодарить его, он ответил ей полушутливым-полусерьезным тоном:

– Я надеюсь, что теперь вы будете больше любить меня… за мою доброту… как вы обещали.

– О! – прошептала Анна. – Я уже люблю вас!

Но внезапно она увидела, что в глазах интенданта загорелся странный огонек.

– Анна, – произнес он тихим, напряженным голосом, – я не думаю, чтобы это было грехом, если я открою вам чистую, святую тайну, которая таится у меня в душе. Я люблю Дэвида, и я что угодно сделаю для него… потому что… я люблю вас.

И с этими словами он ушел так поспешно, что девушка не успела ни ответить, ни шевельнуться, и сердце ее точно перестало биться в это мгновение.

Целую неделю не прекращались музыка, танцы и пение. Даже в дни Грондена в этом замке не видно было столько ярких красок и цветов, ибо в скором времени из Квебека прибыла большая лодка с новыми нарядами и костюмами для гостей. Вечером казалось, что сюда собрался весь цвет Канады, и Дэвид, наблюдавший, как безучастный зритель, за всем этим весельем, поник головой.

Он лишь изредка появлялся в Гронден-Мэнор, несмотря на постоянные просьбы Анны, и на нем всегда был один и тот же костюм из лосиной шкуры.

Однажды вечером, стоя в тени старой мельницы, погруженный в глубокое раздумье, Дэвид услышал возле себя чьи-то голоса. Юноша тотчас же узнал Пьера Ганьона и Нэнси Лобиньер, а несколько секунд спустя увидел Луизу Шарметт и одного молодого человека, сына богатого коммерсанта из Квебека. Все четверо прошли в нескольких шагах от юноши, и, прежде чем тот успел показаться, раздался голос мадемуазель Шарметт:

– Куда это девался молодой индеец Анны Сен-Дени? На него так забавно смотреть, что мне буквально недостает его. Видели вы, как он сегодня словно чурбан стоял одной ногой на моем платье, и в конце концов мне пришлось попросить его отпустить меня. Я не глядя чувствовала, как покраснела из-за него Анна…

– Я как раз передавал ей чашку чая, – поддержал ее сын коммерсанта, – и отвернулся, чтобы она не видела моего смеха.

– Как это мило с вашей стороны, Филипп! – послышался голос Нэнси Лобиньер, звучавший с едкой иронией.

– Удивительно мило! – прошипел сквозь зубы Пьер Ганьон.

– Бедная Анна, – продолжила острая на язычок Луиза Шарметт. – Что она станет делать в Квебеке с этим деревенским простофилей, который будет вечно плестись за нею? Не понимаю, о чем думает месье Биго, пытаясь сделать из него джентльмена!

– Я бы просила вас, Луиза, оставить ваши шпильки для кого-нибудь другого, – холодно заявила Нэнси Лобиньер и, взяв Пьера Ганьона под руку, повернулась к поместью. – Дэвид Рок – мой друг, и я его очень люблю, а потому меня нисколько не удивляет, что Анна Сен-Дени такого высокого мнения о нем.

– Браво! – захлопал в ладоши Пьер Ганьон.

И с этой минуты Нэнси Лобиньер стала для Дэвида Рока самым дорогим существом после матери, Анны и Черного Охотника.

Наступил наконец день, когда гости из Квебека стали готовиться в обратный путь – и вместе с ними также Биго со своей свитой. Дэвид вдали от всех попрощался со своей возлюбленной, которая должна была поехать вместе с остальными, и, судя по спокойному выражению его лица, никто не догадался бы, какой холод царил у него на душе.

Нэнси Лобиньер улучила минуту и, нежно глядя на молодого охотника, сказала:

– Я рада, что вы в скором времени будете с нами, Дэвид, и хотела бы, чтобы после Анны вы думали обо мне. Я почту за величайшее счастье, если вы удостоите навестить меня в Квебеке. Поверьте…

– Вполне верю, – ответил Дэвид. – Я стоял в тени старой мельницы в тот вечер, когда мадемуазель Шарметт насмехалась надо мной, и слышал ваш ответ. Я верю, что вы мой друг, и буду счастлив, если когда-нибудь сумею быть вам полезен, мадемуазель.

– Скажите «Нэнси», – поправила его девушка. – По имени меня называют только несколько самых близких и дорогих друзей. И клянусь вам, что никто отныне не будет моим другом, если он не будет