(Эти утверждения интересны, если вспомнить рассказ РичардаЛлуэллина. Когда он описывал приход к нему во сне Джулиена, тот сказал: «Ничтоне предопределено». Отметим также, что за двести лет до этого Лэшер, согласноутверждению Петира ван Абеля, изрек таинственное предсказание, которое недавало Петиру покоя. Если бы только у нас были более точные изречения по этомуи другим вопросам, произнесенные представителями семейства Мэйфейр! Но, увы,таких данных у нас нет, и мы еще более остро сознаем этот пробел, когдасравниваем две цитаты, так похожие друг на друга.)

Что касается отношения семьи к Мэри-Бет, то многие ееродственники – судя по рассказам их разговорчивых друзей – сознавали некуюстранность, отличавшую как Мэри-Бет, так и Джулиена. Целесообразность обращенияк ним в затруднительных случаях представляла собой вечный вопрос для каждогопоколения. Такое обращение влекло за собой преимущества, но и налагалоопределенную ответственность.

Например, одна незамужняя родственница по линии ЛестанаМэйфейра, забеременев, обратилась к Мэри-Бет за помощью и, хотя и получилакрупную сумму на ребенка, позже утвердилась в мысли, что Мэри-Бет навлекласмерть на безответственного папашу.

Другой Мэйфейр, любимец Мэри-Бет, осужденный за нападение ипобои после пьяного разгула в одном из ночных клубов Французского квартала, послухам, больше боялся неодобрения и кары Мэри-Бет, чем любого судейскогоприговора. Его смертельно ранили при попытке бежать из тюрьмы. И Мэри-Бетзапретила хоронить его на Лафайеттском кладбище.

Еще одна несчастная девушка – Луиза Мэйфейр – дала жизнь вособняке на Первой улице незаконнорожденной Нэнси Мэйфейр (которую Мэри-Бетудочерила и воспитывала в семье как ребенка Стеллы), а спустя два дня послеродов умерла, и тут же все заговорили, что Мэри-Бет, недовольная поведением девушки,оставила ее умирать в одиночестве и без врачебной помощи.

Но истории об оккультных способностях Мэри-Бет илизлодеяниях по отношению к семье немногочисленны. Даже если учестьобособленность Мэйфейров и нежелание большинства из них судачить по любомуповоду, если дело касалось семьи, все равно у нас очень мало доказательств, чтоМэри-Бет поступала со своими родственниками как ведьма, а не только как магнат.Если ей все-таки приходилось использовать свои силы, то делала она это почтивсегда с неохотой. И у нас есть не одно свидетельство того, что многие Мэйфейрыне верили в «суеверные глупости», которые повторяли слуги, соседи, а иногдадаже члены семейства. Они называли историю о кошельке с золотыми монетамисмехотворной и обвиняли суеверных слуг в сочинительстве сказок, которые считалипережитками со времен рабства; соседи и прихожане местной церкви, по их мнению,слишком много сплетничали.

Мы не можем еще раз не подчеркнуть, что подавляющеебольшинство рассказов о всемогуществе Мэри-Бет действительно получено от слуг.

Учитывая все вышесказанное, можно сделать вывод, чтородственники любили и уважали Мэри-Бет, что она не диктовала людям, какие импринимать решения, не руководила их жизнями, разве что требовала, чтобы онипроявляли хоть какую-то лояльность к семье; Мэри-Бет допустила несколькосерьезных ошибок, но, несмотря на это, она подбирала отличные кандидатуры изсвоих родственников для деловых предприятий, а те, в свою очередь, испытывали кней доверие, восхищались ею и охотно занимались вместе бизнесом. Она неафишировала свои диковинные таланты, не демонстрировала их перед своимиделовыми партнерами и, скорее всего, также хранила в тайне от всех своиоккультные способности. Ей нравилось жить в окружении родственников, как живутобыкновенные люди.

Также следует отметить, что маленькие дети в семье любилиМэри-Бет. Она множество раз фотографировалась в окружении Стеллы, Лайонела,Белл, Дорогуши Милли, Нэнси и десятка других ребятишек. В течение многих леткаждое воскресенье южная лужайка возле особняка на Первой улице заполняласьдетьми: шумная ватага играла в мяч и пятнашки, пока взрослые в доме дремалипосле обеда.

Третьей великой страстью, или одержимостью, Мэри-Бет,насколько мы можем судить, была ее жажда к удовольствиям. Как мы уже видели,они с Джулиеном любили танцы, вечеринки, театр и так далее. Кроме того, у неебыло много любовников.

Хотя представители семейства хранят полное молчание на этотсчет, у нас достаточно такого рода сведений, полученных от слуг и даже часто извторых и третьих рук, через друзей семейной прислуги. Соседи тоже судачили о«смазливых мальчиках», вечно болтавшихся возле дома, якобы нанятых на работу,для которой они часто были совершенно не приспособлены.

История Ричарда Ллуэллина об автомобиле «Штутц-Бэркат»,подаренном молодому ирландскому кучеру, подтвердилась благодаря простойпроверке регистрационных записей. Другие ценные подарки – например, банковскиесчета на огромные суммы – также свидетельствуют, что все эти симпатичные юношибыли любовниками Мэри-Бет. Иначе нет другого объяснения, зачем бы ейпонадобилось дарить пять тысяч долларов на Рождество молодому кучеру, на самомделе не умевшему управлять лошадьми, или плотнику, который без постороннейпомощи и гвоздя забить не мог.

Интересно отметить, что, когда все данные о Мэри-Бет былисобраны, у нас оказалось больше историй о ее чувственных аппетитах, нежели окакой-то другой стороне ее жизни. Другими словами, рассказы о ее любовниках,пристрастии к вину, гурманстве и увлечении танцами численно превосходят (семнадцатьк одному) рассказы о ее оккультных силах и способностях делать деньги.

И когда все эти многочисленные описания пристрастий Мэри-Бетк вину, еде, музыке, танцам и сексуальным партнерам собраны воедино, тоневольно убеждаешься, что она вела себя больше как мужчина того периода, нежеликак женщина, совсем по-мужски предавалась удовольствиям, ничуть не заботясь оприличиях или респектабельности. В общем, в ее поведении нет ничего чересчурнеобычного, если рассмотреть его в этом свете. Но люди в то время, разумеется,относились к подобным вещам по-иному и находили в ее любви к удовольствиямнеобъяснимые и чуть ли не зловещие мотивы. Она лишь усиливала тот ореолтаинственности, который ее окружал, беспечным отношением ко всем своимпоступкам и явным пренебрежением к мнению других людей. Близкие родственники нераз умоляли ее «вести себя как подобает» (так, во всяком случае, говорилислуги), но Мэри-Бет только небрежно пожимала плечами.

Что касается ее переодевания в мужской костюм, она так частои так ловко это делала, что окружающие, видимо, привыкли. В последние годыжизни она часто покидала дом в твидовом костюме, с тросточкой и часамипрогуливалась по Садовому кварталу. При этом она даже не удосуживаласьподколоть волосы или спрятать их под шляпой, просто скручивала их в узел, илюди воспринимали ее внешний вид как нечто само собой разумеющееся. Когда онавышагивала по улице своим широким шагом, слегка наклонив голову и вяло кивая вответ на приветствия, слуги и соседи во всем квартале называли ее мисс Мэри-Бет.