Лучники, баллисты и камнеметы продолжали стрелять им вслед, потом перенесли огонь на Черный легион, и стало ясно, что поле боя осталось за Айсмарком, и лишь ветер доносил издалека до защитников бравое пение имперских дудок.

Фиррина медленно сползла с шеи Тарамана и обняла барса. Ее переполняла радость и облегчение — враг уходил, битва окончена. Но когда юная королева огляделась по сторонам, взору ее предстало множество мертвых и умирающих воинов, и она не смогла сдержать слез.

— Мы больше не можем терять столько солдат, Тараман.

— И они тоже, дорогая. Они тоже… — устало ответил барс, вылизывая окровавленные лапы. — Уверяю тебя, больше они не будут бросаться в бой очертя голову. Если они хоть чем-то похожи на ледяных троллей, то надеялись сломить нас первым же натиском. А раз у них не вышло, теперь они проявят больше уважения. Отныне Беллорум будет вести себя более расчетливо и наверняка попытается применить против нас свой хваленый талант полководца.

— Что ж, тогда нам лучше приготовиться, Тараман.

Сципион Беллорум наблюдал за ходом сражения в подзорную трубу. Когда вражеские орудия, о которых так презрительно отозвался Марк Аврелий, разнесли пушечную батарею, он пришел в ярость. Ничего, сказал он себе, Красный легион заставит варваров сполна заплатить за это. Любуясь привычными зрелищем того, как катится на противника смертоносная лавина имперского легиона, полководец заметил среди вражеских солдат на первой линии укреплений юную королеву. Это весьма удивило Беллорума, но потом он вспомнил, что для варваров в этом нет ничего необычного — у них предводитель всегда сражается плечом к плечу с простыми воинами. Потом он увидел нечто еще более удивительное: те самые леопарды, о которых докладывали разведчики, и другие не менее странные существа, похожие на обезображенных медведей, как ни в чем не бывало стояли среди защитников. Неужели они тоже будут сражаться? Нет, не может быть. Если королева этих варваров думает, будто солдат Полипонта можно испугать каким-то зверьем, ее ждет крайне жестокое разочарование.

На глазах у Беллорума две армии сошлись в схватке, однако из-за расстояния шум боя донесся до него лишь долгое мгновение спустя. Но то, что он увидел, заставило его поверить: эти звери и впрямь умеют сражаться.

— Великолепно, — восхитился полководец. — Они станут отличным пополнением моей армии!

Следующие три часа он в нетерпении ждал, когда же его армия нанесет решающий удар и отшвырнет защитников к стенам города. Но этого так и не произошло. Беллорум уже собирался пустить в ход Черный легион, бесстрашную элиту своего войска, однако что-то его остановило. Полководец смотрел, как защитники Фростмарриса гонят его солдат прочь от укрепленных рубежей, и у него появилось странное предчувствие: если он отправит подкрепление, оно тоже не сможет сломить неприятеля. А такие огромные потери подорвут боевой дух его войска. Лучше пока отступить и подготовиться к завтрашней схватке. Беллорум не сомневался в том, что рано или поздно одержит победу, даже если для этого придется сейчас уступить варварам. И потому он, ничем не выдав своего разочарования, ровным голосом приказал вернуть войска в лагерь.

Беллоруму почти удалось убедить себя в том, что он прав. Почти, но не совсем — назойливый червячок сомнения не давал ему покоя, даже когда полководец спешился и приготовился встретить своих солдат с поля. На лицах офицеров, почтительно стоявших поодаль, он видел ту же тревогу. Раненых отнесли в походный лазарет, а уцелевшие выстроились перед суровым военачальником и замерли. Мертвую тишину нарушало лишь хриплое дыхание изможденных воинов.

— Солдаты империи, вы храбро сражались против решительного и, я бы даже сказал, отчаянного врага, — произнес Беллорум, и в голосе его звучали нотки участия, что бывало редко. — Но вас вели в бой плохие командиры, которым недостает боевого духа и умения. Командир Аврелий, шаг вперед.

В гробовом безмолвии, заполнившем весь мир, офицер сделал шаг и вытянулся по стойке «смирно».

— Объясните ваши действия.

Аврелий поднял на полководца глаза, и внезапный порыв ветра бросил ему в лицо аромат растоптанных полевых цветов.

Глубоко вздохнув, командир неожиданно для себя успокоился и отчеканил:

— Я проиграл бой с великолепными воинами и гигантскими леопардами.

— Больше вам нечего добавить? — спросил Беллорум. Когда он говорил так тихо и спокойно, это не предвещало ничего хорошего.

Аврелию уже приходилось быть свидетелем тому, как потерпевшие поражение командиры вынуждены были отвечать на вопросы Беллорума, и он по опыту знал: этот невозмутимый тон полководца означал смертный приговор. Аврелий понял, что ему больше нечего терять, поэтому сказал честно и открыто:

— Впервые в жизни я проиграл битву, но нисколько не стыжусь этого. Солдаты Айсмарка — достойные противники, раз сумели отразить натиск одного из наших сильнейших легионов. Я прекрасно знаю, что понесу наказание за провал, и хочу предупредить вас: если вы и дальше будете казнить опытных офицеров, то скоро некому станет вести людей в бой и выполнять ваши приказы.

Усталые солдаты разом ахнули: никто еще прежде не говорил так с самим Сципионом Беллорумом.

— И еще, — продолжал Аврелий, — я уверен, что, если бы полководец лично участвовал в этой атаке, это ничего бы не изменило. И, позвольте спросить, кого бы вы тогда назначили палачом?

Его слова канули в такую мертвую тишину, что стали слышны даже далекие шаги и звон доспехов на оборонительных валах Фростмарриса.

Наконец Беллорум заговорил:

— Вы храбрый человек, командир Аврелий, и поэтому ваша семья получит все почести и привилегии, которые полагаются родным павшего ветерана, а ваша казнь будет быстрой.

Сципион достал из седельной кобуры пистоль и застрелил офицера.

Шум стоял невыносимый, ведьмы надсаживались, пытаясь перекричать вопли раненых. Но еще хуже был запах: запах крови и тех частей тела, которые обычно не видят дневного света, вонь мочи и испражнений — из-за невообразимой боли и ужаса многие страдальцы не владели собой. Оскан помогал одной из целительниц остановить сильное кровотечение у какого-то солдата — у несчастного была перебита артерия на ноге, еще немного, и вся кровь из его тела оказалась бы на полу лазарета. Рядом маленький барабанщик со смертельной раной в животе слабо улыбался, успокоенный маковой смесью. Закончив с первым раненым, Оскан помог ведьме приготовить еще обезболивающего состава, чтобы мальчик не пришел в себя до самой смерти.

Среди барсов и вервольфов тоже были раненые, и приходилось тщательно рассчитывать, сколько того или иного лекарства для них нужно. Целители промывали и зашивали животным раны или помогали без боли отправиться в мир иной.

Уинлокская Мамушка стояла посреди палаты, присматривая за работой ведьм, подбадривая своих товарок, изо всех сил пытавшихся спасти как можно больше жизней. В комнатках поменьше другие знахари и знахарки делали и вовсе страшное: пока морфий притуплял боль и шок тяжелораненых, они быстро отпиливали руки или ноги, которые нельзя было спасти. И повсюду была кровь — яркие багровые лужи стояли на полу, алые потеки стекали по стенам, даже на потолке расплывались красные пятна. И все-таки ведьмы умудрялись спасти очень многих, а тех, кому лечение уже не помогало, усыпляли травами и снадобьями, чтобы облегчить страдания.