— На физиономию твою посмотреть, — сказала я тихои очень, очень дружелюбно.

Он проглотил слюну и стал чуть бледнее, чем был секундуназад.

— Там… что-то нехорошее?

— Спроси — и узнаешь.

Он снова покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Нет.

— Не задавай неприятных вопросов, не получишьнеприятных ответов.

— Не задавай вопросов, если не хочешь слышать ответов.

— Вот именно, — поддакнула я.

Он усмехнулся свой обычной улыбкой — «а я что-то знаю, а тынет».

— Но десять штук мы себе оставляем.

— Пока что. Если Эванс согласится, они нам оченьпригодятся.

— Он так дорого берет?

— Человек рискует рассудком и жизнью каждый раз, когдакасается вещдока. Я бы заставила себе за такое платить. А ты?

У Берта глаза засветились:

— А бизнес-агент у него есть?

— Берт!

— Я только спросил.

Я не стала приставать, только головой покачала. У Бертаистинный гений добывать деньги парапсихическими способностями, которые ихвладельцы считают проклятием. Плохо ли будет, если он поможет Эвансу малостьзаработать? Нет. Но вряд ли Берт понимает, что Эванс — один из мощнейшихясновидцев-осязателей во всем мире. Случайное прикосновение кончиками пальцевговорит ему о человеке больше, чем все остальные когда-нибудь узнают. Берт,вероятно, протянет руку для пожатия, и сделка не состоится. Я ведь только подозреваю,каков Берт на самом деле. Одно прикосновение — и Эванс это будет знать точно.Если он не убежит с воплем, это уже будет для меня приятным сюрпризом. Я былично никогда не стала пожимать руку Эвансу. Во-первых, к ясновидцу-осязателю спротянутой лапой не лезут — дурной тон. Во-вторых, Эванс меня как-то случайнокоснулся, и не был в восторге от увиденного. Так кто я такая, чтобы кидатькамнями в Берта? Он-то, может, даже не будет отмечен у Эванса на радаре, а ярухну в языках кровавого пламени.

С остальными клиентами была скука смертная по сравнению сБраунами — слава те, Господи. Натэниел тихо сидел в уголочке во время всехвстреч — на всякий случай. Берт уже не спорил. Среди клиентов было два адвоката— обсуждение завещаний и других конфиденциальных материалов. Они возразили былопротив присутствия Натэниела, но я напомнила им, что по закону я сама несвязана никакой конфиденциальностью, так какое им дело? С точки зрения закона ябыла права, а юристы терпеть не могут, когда не юрист прав. Может быть, простомне другие юристы не попадались. Поэтому они оба поинтересовались, кто он такойи зачем он должен присутствовать на их встрече со мной.

Первому я сказала: вы хотите, чтобы я с вами говорила, илинет? И он оставил тему. Второй оказался настойчивей. Сорванные ногти у меняныли адски. Ныла ущемлённая гордость после секса в офисе. Я была оченьнедовольна жизнью, и потому сказала правду:

— Он здесь на тот случай, если мне понадобится секс.

Я произнесла это с улыбкой, сама зная, что глаза у меня неулыбаются, но мне было плевать.

Натэниел заржал и изо всех сил постарался изобразить, чтоэто кашель.

Адвокат мне, разумеется, не поверил.

— Миз Блейк, это был вполне законный вопрос. Я имею всеправа защищать интересы моего клиента. Вам нет необходимости нас оскорблятьсмехотворной ложью.

Так что я перестала оскорблять его ложью, и мы перешли кделу.

Каждый клиент — или группа клиентов — должен был спроситьпро Натэниела. Я попробовала все ответы от домашней прислуги до любовника, отрассыльного при офисе до личного помощника. Ни один ответ не понравился, и яперестала обращать на это внимание куда раньше, чем клиенты кончились. Наконеця стала снова говорить правду, и две новых группы, услышав её, оскорбились.Оскорбительная ложь, как они сказали. Вот так; скажи только правду, и никтотебе не поверит.

Единственная же тема, на которую мне хотелось говорить, этобыл мой зверь. У меня прямо рядом сидел ликантроп, и не было даже пяти минутсвободных, чтобы начать обсуждение. Море вопросов, и ни минуты, чтобы ихзадать. Может, потому я так неприветлива была с клиентами. Может быть, а может,я вообще неприветлива. Сама по временам не знаю.

В семь вечера, как раз вовремя, мы сели в мой джип. Бертдаже без моей просьбы передал мою встречу на кладбище в 19:30 Мэнни, да ещёизвинился, что перегрузил меня заказами. Перегружает он меня всегда, и до сихпор никогда не извинялся. Наверное, когда он понял, что я действительно могупоставить на голосование вопрос и дать ему под зад, то решил быть хорошим мальчиком.А может, до него дошло, что такое голосование может потребовать каждый из нас.Уж если у Берта есть какие-то слабые места в бизнесе, то только одно: онуверен, что те из нас, у кого нет диплома по бизнесу, в этом ничего непонимают. Немножко страха — это не всегда плохо. На некоторых оказывает дажетерапевтическое действие. Вряд ли положительная модификация Берта продержитсядолго, но будем радоваться, пока она есть.

Я уже вывернула на Олив в сторону города. Времени как разхватало забросить Натэниела в «Запретный плод» и только на пятнадцать минутопоздать на первую свою работу на кладбище.

— Куда ты едешь? — спросил Натэниел.

— В «Запретный плод».

— Тебе сперва поесть надо.

Я покосилась на него, тормозя у светофора.

— Времени нет.

— Ты знаешь, что если не утолить один голод, все другиеобостряются?

Он сказал это очень мягко, но я уже не доверяла этоймягкости тона. Обычно это значило, что он хочет на что-то обратить моёвнимание, и при этом прав, и если я только не буду злиться, то сама пойму, чтоон прав. Обычно это значило, что спор проигран ещё до его начала. Но я никогдане считала неминуемое поражение причиной отказа от битвы.

— Да, знаю. Если я не утолю ardeur, то зверь хочетбольше мяса или вампир хочет больше крови. Все это я знаю.

— Так что будет, если ты не накормишь свой человеческийжелудок? Ты же будешь голодной?

Светофор мигнул, и я поехала. Вечернее субботнее движение наОлив — не заскучаешь.

— Ага.

Я искала подвоха, и пока его не видела.

— Если твоё тело проголодается по обычной еде, эторазве не значит, что всякий другой голод тоже обострится?

Я чуть не врезалась в машину перед нами, потому чтоуставилась на него. Пришлось врезать по тормозам и выдержать какофониюсигналов, а если бы не было так темно, то и много жестов руками.

— Как ты сказал?

— Ты слышала, Анита.