Если нет – меня ждут несколько веселых минут (или десятковминут) до того момента, когда недоразумение выяснится и все станет на своиместа, и о нем можно будет со смехом рассказать вернувшемуся в Париж Алексу. Ипусть какой-то там Слободан зальется румянцем от стыда и неловкости за своюоплошность.

Красный «Рено» возникает на улице Фердинанда Фабра минутчерез двадцать. Издали я не могу точно определить марку машины, как не смоглабы определить ее вблизи, но красный цвет и откидной верх свидетельствуют: это иесть он, Слободан из конторы Алекса Гринблата. Прервавший офисную сиесту радивстречи с совершенно незнакомой ему женщиной. Я жду появления клерка в деловомкостюме, или в белой рубашке без пиджака (но с галстуком), или в бледно-голубойводолазке; во всех трех случаях ботинки должны быть тщательно вычищены ивыглядеть на тон светлее, чем брючный ремень. Именно такими – избезмятежно-каникулярной хмари Эс-Суэйры – мне всегда рисовались офисные работники.

То, что выпрыгнуло из красной машины с откидным верхом,меньше всего напоминает офисного антигероя моих эссуэйрианских грез.

Джинсовое недоразумение.

Прорехи на коленях и бедрах; драная жилетка, бывшая когда-торубашкой, но теперь лишенная рукавов – они вырваны с мясом, с бессмысленнойжестокостью, их дальнейшую судьбу даже страшно представить. Но и это еще невсе: под жилеткой красуется футболка с хорошо известным мне именем:

РОНАЛЬДИНЬО

Ну точно, меня развели, как девчонку! И передо мной – типичныйуборщик, воспользовавшийся телефонным звонком в кабинет боссу. Такойкретинический авантюризм, такой жлобский способ заводить знакомства – как раз вдухе офисной обслуги (какой она виделась из безмятежно-каникулярной хмариЭс-Суэйры).

Ничто не заставит меня усомниться в правильности выводов.

Кроме разве что автомобиля. Слишком он хорош. Слишком нов.Слишком splendide. Уборщики на таких машинах не ездят по определению.

Пока я провожу сравнительный анализ красного кабриолета ипочивших в бозе жилеточных рукавов, Слободан-РОНАЛЬДИНЬО шарит взглядом поокрестностям «Аль Карама». Спокойнее, Сашa, спокойнее, или лучше все-такиназывать себя Мерседес?.. Я здесь одна, одна на четыре столика; четыре солонки,четыре подставки для салфеток и четыре стаканчика с зубочистками можноисключить. Каковы варианты последующего развития событий?

Он внимательно разглядывает меня и проходит внутрь, чтобывыйти через минуту с выражением досады на лице.

Он внимательно разглядывает меня, садится за соседний столики смотрит на часы с выражением досады на лице.

Он внимательно разглядывает меня, садится за соседнийстолик, заказывает кофе и пьет его с выражением досады на лице.

Он внимательно разглядывает меня и возвращается к машине свыражением досады на лице.

Он внимательно разглядывает меня. Заливается краской (а япредполагала, что это наступит позже, много позже и совсем по другому поводу);ладно – пусть не краской, легким румянцем. Останавливается напротив, дергаетсебя за мочку уха и только потом подходит ко мне.

– Мерседес?

Вот оно!..

Он намного моложе Алекса и Доминика, и моложе Фрэнки, иощутимо моложе меня, он никого не привел на хвосте, представить его вбледно-голубой водолазке невозможно, куда естественнее он смотрелся бы ввелосипедном седле, или в седле мотороллера, или забивающим косячок, иликрадущим кетчуп в универмаге, или взламывающим коды доступа к секретным файламФБР. Бездумный юношеский пух на его щеках венчается вполне осмысленнойбородкой, мочки обоих ушей украшены серьгами (серьга в левом – попроще, серьга вправом – помассивнее). Уйма браслетов на запястьях (кожаный напульсникенадписью «Someday my princess will соте», несомненно, украсил бы коллекцию),уйма дурацких бус на шее, единственное, что заслуживает внимания, –медальон на черном шнурке. Продолговатый и тонкий серебряный брусок сиероглифами.

Попсовый чувак, как сказали бы мои питерские друзья.

На голубого он не похож.

Вполне себе мачо, только очень юный. Очень хрупкий. Зарубкана дверном косяке, соответствующая росту юного мачо, была бы ненамного вышезарубки, соответствующей моему. Да нет же – совсем не выше! Он темноволос исветлокож, с глазами, из которых так и тянет своровать морскую звезду. Ислишком яркими губами, уксусом такие не пригасишь.

– Мерседес?

Вот оно!..

Я делаю глубокую затяжку и выпускаю изо рта струю вонючегодыма. Нет, Мерседес никогда не стала бы курить такую дрянь, «Lucky Strike»!

– Рональдиньо?..

Отлично! Просто отлично! Даже Мерседес, сладкая, как яблоко,чье имя на все лады повторяют мужчины в разных концах света, – даже она неначала бы разговор элегантнее. «Мерседес – Рональдиньо», «Рональдиньо –Мерседес», пока все не выходит за рамки простого уличного знакомства, некаямолодая женщина самым естественным образом отреагировала на надпись на футболкенекоего задиристого юнца.

– Ха-ха! – неуверенно произноситСлободан-Рональдиньо.

Я снисходительно улыбаюсь ему в ответ.

Оказывается, всего-то и нужно было, что улыбнуться.Приободренный Слободан принимается хохотать: с такой готовностью, что юношескийпух моментально увлажняется и прилипает к щекам.

– Хорошая шутка. Мерседес! Вы позволите так васназывать?

– Рискните.

Вот оно!.. Он никогда не видел Мерседес раньше и никого непривел на хвосте. Кто такая Мерседес и почему она волнует воображение какого-томальчишки из конторы Алекса Гринблата? Кто такая Мерседес и какие отношениясвязывали ее с самим Алексом? Уж явно не те, что связывали с ним русскую Сашa;ах, да, помнится, Алекс произносил мое имя без всякого акцента. И ставилударение в нем именно там, где нужно.

Мерседес, кем бы она ни была, всегда имела под рукой личныйтелефон Спасителя мира. Она – имела, а я – нет.

И она спала с ним.

Эта мысль пронзает меня, словно молния. Из других мыслей (сриском для жизни они не связаны):

– все предопределено;

– случайностей не существует.

Я похожа на потерявшего память спецагента из множестваамериканских боевиков; как правило, он приходит в себя среди предметов, которыени о чем не говорят ему и назначение которых неясно. И любой из этих предметовможет оказаться ключом к его прошлому. Или к будущему, все зависит от сценария.Или от того, насколько точно будет придерживаться сценария режиссер.

Неизвестная мне Мерседес может оказаться ключом к АлексуГринблату. Хотя, признаться, дверь с табличкой «ALEX GRINBLAT» я не слишком-тоискала. Но от череды событий, приведших меня к ней, просто дух захватывает:сначала обвинение в убийстве, затем побег: его устроил близкий друг, и он жеснабдил меня новыми документами (то ли подлинными, то ли фальшивыми). Онотправил меня в Париж (а мог бы отправить куда угодно) – и единственныйчеловек, которого я знаю в Париже, оказывается по меньшей мере хорошим знакомымженщины, чье имя проставлено в документах. А вдруг совпадет и фамилия? Совсемфантастический вариант, но тогда уже точно можно будет сказать: