– И что Алекс?

– Алекс считает, что испытательный срок еще некончился.

– Какой?

– Он брал меня на работу с испытательным сроком.

Про испытательный срок лично мне не было сказано ни слова.Но обстоятельства нашего с Алексом знакомства были иными, чем обстоятельстваего знакомства со Слободаном. А если и сходными – то постель в них явно невходила. Во всяком случае, мне хочется в это верить.

– И как долго он длится?

– Полтора года.

– Многовато.

Это и правда много – для оформления выставок, заполнениятаможенных деклараций и заказа авиабилетов.

– И вы не пробовали поговорить с ним?

– Без толку. Вы же знаете Алекса…

Я совсем, совсем не знаю Алекса Гринблата!

– Чего же вы хотите от меня? Чтобы с ним поговорила я?

– Нет. Конечно, было бы неплохо, если бы вы поговорилис ним. Но совсем о другом.

– О чем же?

– Я хочу работать с вами.

– Со мной?

– С вами. Заниматься тем, чем занимаетесь вы.

Глаза Слободана темнеют, поршень юношеского кадыка едва нетаранит кожу на шее, ноздри вибрируют. Я не имею ни малейшего понятия, чемзанималась настоящая Мерседес, компаньонка Алекса, но… Из списка ее возможныхзанятий нельзя исключить ничего: ни установку (а возможно – и разблокировку)сигнализации и охранных систем. И стрельбу по монете с расстояния в сто шагов.Я совсем, совсем не знаю Алекса Гринблата!..

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Я знаю… Мерседес всегда работает одна. Мерседес справляетсясо всем самостоятельно. Но в последний раз все вышло не совсем гладко, а?

– С чего вы взяли?

– Иначе Алекс не стал бы распространяться о вашейгибели. Как видите, я умею складывать два и два.

– Но в сумме всегда получаете четыре. Я жива.

Я брожу между фразами Слободана, как бродила по смотровойплощадке старого форта в ночь убийства: меня окружает полная, абсолютнаятемнота. И, кажется, дела обстоят еще хуже, чем тогда: со смотровой площадкимне удалось выбраться, найдя точку опоры и ухватившись рукой за поручень.Теперь такой точки опоры нет.

– А если прибавить единицу? Получится пять. Единицу,Мерседес. Одного человека.

– Кого же?

– Меня. Я не дурак. Все это время я наблюдал исопоставлял факты. – В голосе Слободана появляются новые – едва ли неугрожающие – нотки. – Я нарыл целую гору материала. И я давно мог бы сдатьвас.

– Меня?

– Вас, Алекса – не важно…

– Что же не сдали?

– Я ведь уже говорил.

– Нет.

– Мне нравится то, чем вы занимаетесь. И я хотел бы заниматьсятем же. Не заполнением таможенных деклараций. Не погрузкой в контейнеры всеготого дерьма, которое выдают за шедевры. Не авиабилетами.

– А чем?

– Вы знаете. Если я со ста шагов попадаю в монету, то вчью-то голову попаду наверняка…

* * *

…MERSEDES TORRES

написано на белой узкой полоске бумаги, забранной вплексиглас, коричневая кнопка звонка – рядом. Для шестиэтажногомногоквартирного дома список жильцов не слишком внушителен. Над Мерседес -

ZACHARY BREAUX

под Мерседес -

SHIRLEY LOEB.

Номер квартиры Захари – 26. Номер квартиры Ширли – 28. Мне(да нет же, Мерседес, Мерседес!) достается вечный двадцать седьмой.

Двузначная цифра, не представляющая никакого интереса длященка Слободана.

Впрочем, после того что произошло, вряд ли можно считатьСлободана щенком. Детская синева его глаз обманчива, раковины и морские звезды– сплошь подделки, какими новомодные дизайнеры заполняют стеклянные прогалины вдверях ванных комнат, жемчуг – не морской, не речной и не искусственновыращенный, так, легкие шарики из пластмассы, даже китайцы не опустились бы доизготовления такой дешевки. Лишь осколки бутылочного стекла не вызываютсомнений в подлинности, – того и гляди порежешься об их острые края.

Конечно, на эффект, который вызывает прикосновение к горлуопасной бритвы, рассчитывать не приходится, но… нужно соблюдать известнуюосторожность.

Слободан Вукотич – сумасшедший.

Психопат, маньяк. Тип, одержимый идеей убийства радиубийства – ни один из синонимов не будет преувеличением, я жалею лишь об одном.Ну почему, почему он не оказался Душаном Вукотичем, своим старшимбратом-художником? У меня есть опыт общения с художниками и с философичныммямлей Душаном (он кажется мне похожим на Доминика), мы бы наверняка поладили.Но Душан пропал, и мне достался младший – Слободан.

Психопат, маньяк. Тип, одержимый идеей убийства радиубийства.

Стоит ли винить в этом самого Слободана? Ему было всего лишьпятнадцать, когда американцы бомбили Белград. Ему было десять, или одиннадцать,или двенадцать, когда этнические чистки шли вовсю, а ненависть боснийцев ксербам и сербов к боснийцам переживала расцвет. Сейчас она слегка поутихла, ноне исчезла окончательно.

К сожалению, эта ненависть Слободана больше не волнует.

Он ищет другие поводы, другие причины, другие следствия,хорошо еще, что движение в Этом городе почти везде одностороннее, Слободан изтех ненормальных, что вечно выскакивают на встречную полосу. С неистовством ипочти со сладострастием, с безудержным желанием столкнуться с кем-нибудь лоб влоб – в надежде на то, что авто противника разобьется в лепешку, а сам онотделается легкой царапиной на бампере своего «Рено». Если бы мы сейчасоказались в Марракеше или на горном серпантине по пути из Эс-Суэйры вагадирский аэропорт – последствия этого путешествия были бы весьма плачевны.

Но и здесь, в самом сердце равнинного большей частью Парижа,их трудно предугадать.

Слободан сам вызвался отвезти Мерседес домой. Хотя истранно, что она без машины. Всем известно, что Мерседес предпочитает своюмашину и обычно…

– Обычно да, Слободан. Но сегодня я решила обойтись безколес. После всех потрясений… Вы понимаете меня…

Конечно, Слободан понимает.

– И если вам не доставит беспокойства…

Никакого беспокойства, ему будет даже приятно, он всегдамечтал познакомиться с Мерседес и вот наконец это случилось, он знает, гденаходится дом Мерседес, он отвозил туда пакет с документами по просьбе Алекса ихорошо запомнил дорогу – не отсюда, конечно, из головного офиса, но дела это неменяет. Шестнадцатый округ, да?

– Да.