Раздалось сдавленное, хриплое проклятие. Огонек резковзлетел вверх, и на фоне неба, которое, даже и потемнев, оставалось болеесветлым, чем все окрест, четко обозначился знакомый худой силуэт с понурыми плечамии удлиненной головой.

Рашид… вот же зараза!

– Кто тут? – сорванным голосом воскликнул он.

Холодком по спине прошло воспоминание о ноже, который этотчокнутый носит за поясом. Стараясь ступать как можно осторожнее и твердя себе,что Рашид его не видит, не может видеть в темноте, Юрий отступил. Подистерические выкрики и ругань добрался до поворота и забрался в кабину«Москвича», мгновенно почувствовав себя лучше.

– Ну и ну, – сказала Алёна. – Ты, часом, неэкстрасенс?

– После того как я вдоль Гребного канала от этого ножабегал, у меня на него особый чуй развился, – хмыкнул Юрий. – Я теберассказывал?

– Рассказывал, – вздохнула она.

Да, чего только Юрий не рассказал ей за этот невыносимодолгий день – объясняя, успокаивая, развлекая… К счастью, хватило умапромолчать о фроловской кассете и о хорошенькой пионервожатой, запечатленной наней. Хватит с Алёны на сегодня новостей об Инге! Но от этого разговора всеравно не уйти, вот что худо… Ладно, завтра. Все теперь завтра.

Алёна вдруг зевнула – сдавленно, но так сладко!

– Давай отъедем куда-нибудь подальше и попробуем вздремнуть,что ли, – спохватился Юрий. – Как-то нет у меня охоты среди ночииграть в пятнашки с этим придурком. А утром он всяко уйдет на свой базар – мы ипроберемся в дом. Жаль, что ко мне нельзя, не сомневаюсь я, чтобы друзья из«Меркурия» сняли засаду.

– В машине спать? – сквозь новый зевок спросилаАлёна. – Ой, нет. Поехали лучше к моей тетушке, в смысле, бабушке. Не могусказать, чтобы она меня так уж обожала, скорее наоборот, но переночеватьпустит. И мне смертельно хочется чаю и под душ…

Желание оказаться под душем рядом с ней ударило так, чтоЮрий неловко завозился на сиденье. Ни-че-го себе… Вот уж правда, что листьядуба падают с ясеня!

– Так она тетушка или бабушка? – спросил, с трудомсправляясь с голосом.

– И то и другое, – усмехнулась Алёна. – Я ейвнучатая племянница, поскольку баба Варя – родная сестра моей бабули. Мама итетя Катя – обыкновенные, нормальные племянницы. А мы с Ингой, значит,внучатые. – Голос ее был сонным, усталым. – Давно пора бабу Варюнавестить, хотя она еще та штучка! Когда меня в связи со смертью Нади Кунинойтаскали по разным допросам, Инга ее как-то раз попросила тряхнуть ветеранскимисвязями и отмазать меня. Куда там! Скалой стояла, не бабка, а кремень:«Натворила – отвечай!» Потом я уехала – даже не простилась. Приехала – тожекак-то не до нее было, сам понимаешь. Тетя Катя что-то такое вчера говорила:мол, у Варвары Васильевны нашей были какие-то большие проблемы, но я совершенновсе пропустила мимо ушей. А сейчас есть законный предлог восстановить добрыеродственные отношения. Ничего-ничего, поехали. Это не очень далеко, наКовалихе. Деваться-то больше некуда. Все делалось как бы на автопилоте. Алёнаавтоматически вела «Москвич» сквозь паутину темных улиц с разбитым асфальтом;Юрий автоматически размышлял, что спать, конечно, придется на полу, а вприсутствии какой-то там старухи и думать нечего о… о всяких таких вещах, окоторых думалось беспрерывно…

Въехали в узкий, тесный дворик, поставили машину рядом сдесятком таких же беспризорниц. Одна или две курлыкнули сигнализацией при ихприближении, но тотчас стихли. Как вспугнутые во сне птицы!

Потащились на третий этаж неказистой «хрущобы». Юрий нессумку – тот самый полиэтиленовый пакет, с которым приехали из Москвы. Он так ипутешествовал практически не разобранным!

Алёна шла на полшага впереди, и Юрий слышал, как онаотчаянно зевает, даже не прикрываясь ладошкой. Остановилась, оглянулась,виноватая улыбка начала расползаться отчаянным зевком – и вдруг девушказамерла, тревожно нахмурясь.

Юрий хотел было спросить, в чем дело, но Алёна махнула нанего рукой, а в следующее мгновение он и сам услыхал сдавленный, мучительныйстон, донесшийся откуда-то совсем близко – вроде бы из-за двери с цифрой 9.

Юрий вскинул брови – Алёна кивнула. Именно в эту квартируномер 9 они и направляются. Что такое? У бабули прихватило сердце? Мучаютстарческие кошмары?

Алёна вскинула руку к звонку и снова замерла. Ее глаза,обращенные к Юрию, стали испуганными. Да и он отчетливо расслышал мужской голос– но не слова, не связную речь, а какое-то унылое завывание. В сочетании сженским стоном это звучало до того зловеще, что у Юрия если и не мороз по кожепошел, то уж точно весь сон слетел. А у Алёны лицо стало по-детски испуганным.

Юрий, может быть, еще колебался бы, что делать дальше. Новдруг женский голос возвысился до крика – и замер, как будто кричавшей заткнулирот.

Юрий уже не раздумывал: изо всех сил ударил всем телом вдверь. Тридцатипятилетней давности замок не выдержал – вырвался из своегогнездышка на косяке.

Юрий ввалился в прихожую, пытаясь сохранить равновесие,одним взглядом оценивая обстановку.

Квартира залита мертвенным голубоватым светом, похожим налунный, но более ярким, проникающим во все уголки, ледяным, зловещим; на полулежит женщина – скорчилась, прикрывая руками голову; черная тень метнулась кбалкону… Мужская фигура!

Юрий кинулся вперед, достал незнакомца в прыжке в ту минуту,когда тот уже готовился перемахнуть через ограждение между двумя балконами.Вцепился в его плечи и так рванул, что хлипенькое висячее сооружение, чудилось,заходило ходуном; что-то с грохотом обрушилось. У Юрия мелькнула бредоваямысль, что балкон все-таки обрушился и они с незваным ночным гостем уже летятвниз, но когда вокруг воцарилась кромешная тьма, он вдруг понял, что разбилсяисточник этого жуткого голубоватого света – фонарь какой-то, что ли.

Поволок свою добычу в комнату, морщась от странного,неприятного запаха, так и бившего в ноздри. «Уделался он, что ли, со страху?» –мелькнула брезгливая мысль.

Пленник рвался, бился, даже пытался драться, но Юрий особоне церемонился – саданул по почкам. Коротко всхлипнув, ночной ходок сделалсятих и послушен.

Юрий швырнул его на пол, на всякий случай притворив дверь,чтобы отсечь пути к отступлению, снова схватил пленника, подавляя попыткуподняться, и только потом осознал, что в комнате уже горит свет. Алёнасклонилась над женщиной, все еще лежавшей на полу, приподнимала ее голову,бормотала: «Баба Варя, баба Варечка, что с тобой?» Та не откликнулась, непонимала.

У Алёны глаза были в пол-лица – перепуганные насмерть.