Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему негодяи будто соревнуются между собой, кто сделает самый неудобный стул? – спросил Мормагон, проследив за взглядом Лады.
Несмотря на показное веселье, голос музыканта дрожал.
Дверь в зал открылась, и на пороге появился епископ Молтраст. Человек, который сидел слева от князя Витольда на пиру в честь дня его рождения.
– Браво, Мормагон. Ты всегда отличался непревзойдённым чувством юмора.
Голос был неприятным, скрежещущим, невыразительным. Пустым. Епископ прошёл вперёд и уселся на трон. Лада нахмурилась и обернулась к товарищу.
– Он знает твоё имя? Не хочешь объяснить?
Музыкант выглядел смущённым. Он открыл, было, рот, но затем лишь пожал плечами и отвернулся.
– Ты предал нас? Не Горст?
– Клянусь, Лада, это был не я!
Епископ махнул рукой.
– Бродяга говорит правду. Я действительно послал его следить за вами. Но он быстро нарушил своё слово. Вот что значит поручать безродным дворнягам важную работу – они просто не способны ни на что серьёзное. Хорошо, что на нём была колдовская печать, позволявшая следить за каждым вашим шагом. И вот ты здесь. Как и было предрешено. В некотором роде, Мормагон даже проявил благородство. Он рискнул жизнью и следовал за вами, нарушив мой приказ.
– Почему?
Мормагон пожал плечами.
– Я видел, с какими ужасами вам приходится иметь дело. И понял, что оказался не на той стороне.
– Почему ты просто не рассказал нам?
Музыкант фыркнул.
– О, и как же ты себе это представляешь? «Друзья, я иду за вами уже несколько дней. Кстати, на самом деле епископ вражеского княжества заставляет меня шпионить, но я понял, что не хочу быть на его стороне. Поэтому я перестал отсылать ему донесения. Но вы можете мне верить! Правда, я о нём ничего не знаю толком, и мало что полезного могу рассказать. Ну а теперь пойдёмте дальше!». Что-то вроде этого я должен был сказать?
Лада задумалась и вынуждена была признать, что после такого Дроган сломал бы ему ноги. Если не шею. А ведь Мормагон следовал за ними и помогал, вместо того, чтобы просто сбежать. Так или иначе, вреда от него не было.
Не считая магической печати, благодаря которой враг знал обо всех перемещениях отряда.
Охотница вздохнула.
– Бог с тобой. Ладно. Я на тебя не злюсь.
– Великолепно, – проскрипел Молтраст. – Теперь моя очередь быть с вами откровенным.
Епископ протянул руку и снял маску. На Ладу смотрело лицо трупа. Ссохшееся, с проступавшими сквозь пергаментную кожу костями, оно заставляло содрогнуться.
– Кто ты? – прошептала Лада.
Её шёпот разнёсся под сводами извращённого подобия храма.
– Твоя судьба, – коротко ответил мертвец.
По лицу Молтраста невозможно было понять, о чём он думает и что чувствует. Да и чувствует ли?
– Я слышал, как ты играешь, – вновь послышался глухой скрипучий голос, взгляд пустых глаз переместился на Мормагона. – Когда в прошлый раз ты был в городе. Это было прекрасно. В былые времена, давно, мне очень нравилась музыка. Теперь я отринул все радости жизни. Но всё же. Сыграй.
Повинуясь его жесту, один из охранников вернул музыканту инструмент, который тот вынужден был бросить, убегая с княжеского пира. Мормагон высоко поднял голову и вышел вперёд. Его пальцы почти не тряслись, когда он извлёк первые звуки, хотя мелодия и звучала жалобно, словно писк потерявшегося котёнка. Музыкант продолжал играть, с каждым звуком становясь всё увереннее. Мелодия окрепла, превратившись в величественный гимн самой жизни. Мормагон играл так, как никогда прежде. Владыка Молтраст поднялся со своего трона и начал медленно спускаться с постамента. А мелодия то неслась, кружась в вихре, то замирала на миг, затихала, словно укрывшись от бури.
– Нет, пожалуйста, всеблагой Создатель! – шептала Лада.
По её щекам катились слёзы. Мормагон играл всё увереннее. Лада не видела его лицо, но ей казалось, что глаза музыканта сейчас закрыты. Он полностью отдался своей мелодии, растворился в звуках.
И не видел, что грозная чёрная тень уже нависает над ним. Мелодия неслась вперёд. Но всё когда-либо кончается. Закончилась и она.
– Это было прекрасно, – повторил Молтраст.
Лада увидела, как начал оборачиваться Мормагон. Казалось, он хочет взглянуть на Ладу. Но вдруг его колени подогнулись. Вздрогнув, музыкант повалился на холодный каменный пол. Охотница успела увидеть, как последние струйки серебристого тумана затекают в распахнутую пасть нежити. Голова Мормагона запрокинулась, и его глаза уставились на Ладу. В них не было жизни. Одна пустота.
Лада еле удержалась на внезапно подкосившихся ногах. Она подняла взгляд на Молтраста. Тот смотрел прямо на неё своими белёсыми глазами. Ещё более холодными, чем у мёртвого музыканта.
– В своей жизни я видела много чудовищ. Самые страшные из них – те, что раньше были людьми.
– Но ты ведь даже не попыталась меня остановить.
Лада нахмурилась.
– Что я могла сделать?
– Хоть что-нибудь, вместо того, чтобы скулить. У тебя есть величайший дар. Почему ты не использовала его?
Лада презрительно скривилась.
– Дар? Ты о том проклятии, с помощью которого сейчас отнял жизнь?
Молтраст пожал плечами.
– Все вещи в мире имеют, по крайней мере, две стороны. Светлую и тёмную. А часто – множество оттенков между ними. Разве тем оружием, которым ты защищаешь невинных и караешь злодеев, вроде меня, нельзя отбирать жизни?
– Вот только кинжалы не используют энергию человеческих душ! Не уничтожают их окончательно, не давая шанса на искупление!
Молтраст растянул губы в зловещем подобии усмешки.
– Монахини сказали тебе это?
– Не пытайся уверить меня в том, что это – неправда!
Падший епископ внимательно смотрел в глаза охотнице несколько долгих мгновений.
– Глупое дитя. Церковники обманули тебя самой худшею ложью. Они сказали лишь половину правды. Верно то, что заклинания используют энергию душ, мучимых в Нави, и те перестают существовать. Но верно также, что сила, полученная от этих грешников, не пропадает. Она очищается, и из неё образуются новые души, у которых есть шанс стать более совершенными, праведными. Творя магию, мы освобождаем заключённых в Нави, и даём им ещё один шанс. Твоя мать могла бы многое рассказать об этом, ведь она сама была ведьмой.
– Ты лжёшь мне!
– К чему лгать приговорённому? Подумай,