– То не моя забота, – резкоотозвалась Епифания, потом снова обняла Устинью, – но думаю, нет. Нашедело маленькое, поняла? Не ради себя, а ради процветания обители стараемся.

– Оно верно.

– Значит, приступим, помолясь.

Перекрестившись, две фигуры в черном началидействовать. Епифания вытаскивала из сумки все новые и новые пузырьки вкупе сошприцами, Устинья наклонялась к гробу и делала уколы. Я наблюдала за процедуройво все глаза, в принципе, после беседы с бабой Катей мне было понятно, чемзанимаются дамы. Сейчас они старательно «оживляют» одного из «умерших»прокаженных. Но было и много вопросов, которые бы я, имейся подобная возможность,задала бы Епифании. Почему манипуляция проводится в помещении храма? Хотя,может, лекарства действуют лишь в непосредственной близости от икон? Кто купилпрокаженному столь роскошную домовину? Отчего его, как предписывают правила, непохоронили в специально отведенном месте, а доставили в церковь? Зачемсъезжается огромное количество гостей, очевидно, богатых и чиновных, длякоторых приготовили комнаты в галерее? Не проще ли тихонько сделатьсоответствующую запись в нужных книгах, а потом, вручив прокаженному новыедокументы, забыть о нем навсегда?

– Ну вот, – перекрестиласьЕпифания, – готово. Который час?

– Три утра, – отозвалась Устинья.

Настоятельница стала загибать пальцы.

– Значит, до десяти у нас семь часов. Всеправильно, как раз к одиннадцати чудо и свершится.

– Хорошо, кабы так, – пробормоталаУстинья.

– Ох, замолчи, – рассердиласьЕпифания, – лучше собери склянки в узелок, шприцы отдельно сунь, потом вгород вывезешь и там выбросишь, да пол помой, капнула я на плиты, попахивает.Да…

Договорить фразу настоятельница не успела, подсводами храма вспыхнул такой яркий свет, что на секунду мне показалось, будтопроизошел взрыв. На всякий случай, ожидая оглушительное «бум», я зажмурилась,но неожиданно услышала:

– Всем оставаться на своих местах, –четко и ясно, словно главнокомандующий на параде, сказала какая-то женщина.

Устинья взвизгнула и запричитала:

– Ой, беда, беда, так и знала, худобудет…

– Стоять! – гремело эхом подсводами.

Я снова приникла к дырке в покрывале и опятьувидела внутренность храма, только теперь там было много народа, отнюдь не вмонашеских одеяниях, абсолютное большинство присутствующих носило брюки.Неподалеку от гроба стояла на коленях рыдающая Устинья, чуть поодаль от неевалялась торба, из которой вывалились пузырьки и использованные шприцы.Появившаяся невесть откуда женщина с камерой в руках старательно направлялаобъектив на мешочек с завязками.

Дальнейшие события начали развиватьсястремительно. Епифания бросилась в сторону, я сразу поняла, куда торопится настоятельница– к тому месту, где прячется потайная лестница, ведущая в ванную Устиньи.

– Стоять, – заорал кто-то, – недвигаться!

Но настоятельница летела стрелой, потом вдругрезко остановилась, вход в нишу загораживала тонкая фигура в черном облачении.

– Лучше тебе остаться, – звонким,напряженным голосом воскликнула она, – не беги, заперто.

– Ксения! – ошеломленно прошепталаЕпифания. – Ты?

– Я.

– Ты нас выдала?!

– Я.

– Ксения! – в полной растерянностибормотала настоятельница. – Змею на груди пригрела! Вот как за доброотплатила.

Девушка сложила руки на груди, потомзасмеялась.

– Добро? Нет уж, на волю пойду, большетут, в тюрьме, не удержишь!

– Прокляну, – шепталаЕпифания, – на чудотворной иконе!

В этот момент к настоятельнице приблизилисьдве фигуры в джинсах.

– Пойдемте, – сказала одна.

– Лучше не шумите, – добавилавторая.

– Проклянешь? – встрялаКсения. – Пожалуйста, хоть сто раз, отскочит от меня, не боюсь. Во, гляди.

Сложив фигу, девушка ринулась к одной из стени, тыча фигурой из трех пальцев в образа, заорала:

– Ну-ка! Накажи меня! Нашли гром и молниюна голову, испепели! А? Не выходит! То-то и оно! Нету бога, обман один, вродевоскрешения Достойных!

Мне стало жутко и интересно одновременно;желая получше разглядеть происходящее, я попыталась пальцем расширить отверстиев накидке, но ничего не получилось. Тогда в голову пришла идея слегкаприподнять бархатное полотно. Очень осторожно я выполнила задуманное.

– Кто тут прячется? – послышалосьбуквально над моей головой.

В ту же секунду покрывало со скамейкисдернули.

– Вылезай, – приказал кто-то.

Пришлось выбираться на свет божий.

– Ты кто? – резко спросила женщина вбрюках. – Имя, фамилия, что тут делаешь?

– Виола Тараканова, – забубнилая, – паломница, заблудилась случайно, заплутала, туалет искала, забрела вванную, а там…

Незнакомка вопросительно взглянула на Ксению,та присмотрелась ко мне и кивнула.

– Не, не наша. Пришла с бабами, один деньвсего тут, сидела в библиотеке, меня за ней посылали, никогда до этого ее невстречала.

– Ну-ну, – протянула женщина вбрюках, – двигай наверх, поговорим.

Отпустили меня лишь к обеду, поспать и поестьне дали, в туалет, правда, отвели и водой напоили. Во время допроса я стояланасмерть, твердила, словно молитву, одни и те же слова:

– Несколько лет замужем, детей нет,услышала про монастырь с чудотворной иконой и решила попросить у бога милости.В монастыре меня посадили в библиотеку, там и провела день, лишь один разпрерывалась на обед. Ночью захотела в туалет, заплуталась в коридорах, попала вспальню Устиньи, свалилась вниз, а потом, услышав, что в храм входят люди,спряталась под скамейку, испугалась, что меня накажут.

В конце концов Наталья Николаевна, такназвалась женщина, проводившая допрос, вздохнула и, записав все мои данные,сказала:

– Езжайте домой, вас вызовут.

Ощущая себя побитой собакой, я кое-какдокатила до родного подъезда и мгновенно налетела на соседку Антонину.

– Послушай, – зашипела она, –просто безобразие!