Так, в книгохранилище может обнаружитьсябодрствующая монахиня, решившая из-за бессонницы заняться чтением, в трапезнойсейчас готовятся к шикарным поминкам, ставят тесто, режут салаты. Моемупоявлению никто не обрадуется, и, вероятнее всего, глупую гостью выставят вониз монастыря, а в опочивальнях пусто. Следовательно, мне надо зайти в одну изкомнат, там точно найдется окно. И, кстати, где-то здесь должен быть туалет, оченьсомнительно, что элита ходит в ту же деревянную будку.

Переполнившись радостью, я добрела до первойдвери, осторожно открыла ее и испытала чувство настоящей гордости. Вот Вилкакакая! Умная и хитрая.

Спальня была пустой, и она походила на кельюпаломниц, как корочка ржаного хлеба на бисквитный торт с кремовыми розочками.

Большая, если не сказать огромная кровать подбалдахином, «стенка» из резных дубовых шкафов, глубокое кресло, маленькаяскамеечка для ног, столик, тумбочка, много-много подушек, гора уютных пледов. Ичто совсем ввергло меня в изумление, телевизор, плоский, явно дорогой, стоящийна моноблоке из DVD и видео. А еще считается, что верующие люди тяготеют каскетизму!

Взгляд приметил справа небольшую дверцу,влекомая любопытством, я приоткрыла ее и взвизгнула от счастья. Ну надо же, яочутилась в роскошном санузле, по размерам сравнимом с комнатой.

Чугунная ванна покоилась на бронзовых лапах,около нее чья-то заботливая рука бросила пушистый коврик. «Мойдодыр» былзаставлен всякими баночками, бутылочками, флакончиками, из стаканчика торчалазубная щетка, наверное, следовало удивиться столь широкому выбору средств поуходу за лицом и телом, для гостей обычно кладут лишь мыло, ну ладно, ещеставят шампунь! Не успев обдумать интересное наблюдение, я увидела роскошныйунитаз и кинулась к нему, как к любимому брату.

Еще раз я удивилась при виде туалетной бумаги,она оказалась трехслойной, очень дорогой, совершенно не монашеский вариант!

Но долго обдумывать увиденное в ванной временине было, нужно поскорее вернуться в спальню. Я одернула юбку, поправиладурацкую блузку, хотела открыть дверь и тут же уловила звук шагов. В гостевуюопочивальню вошел человек, очевидно, он был грузным, потому что ходил, тяжелоступая.

Испугавшись, я прижалась к большому шкафу,невесть зачем поставленному около умывальника. Впрочем, наверное, в этой помесигардероба с носорогом хранится постельное белье. Или монахини не захотеливыбрасывать антикварную вещь, шифоньер, похоже, сделали в незапамятные времена,сантехника в ванной комнате стилизована под старину, а шкафчик антикварный.

Но что мне делать? А? Если тот, кто шумновздыхает сейчас в спальне, заглянет в туалет, как объяснить свое присутствиездесь?

Только сейчас в голову пришло замечательноепредположение. В спальне кто-то живет. Вот почему там много всякой всячины идорогой аппаратуры, вот почему в ванной полно косметических средств, вотпочему…

Плавная цепь мыслей прервалась характернымзвуком.

Та-ра-та-та, та-ра-та-та… – так звонитмобильный телефон.

Почти потеряв сознание от ужаса, я взглянулана свои пустые руки и перевела дух. Фу, мой аппарат издает точь-в-точь такую жемелодию, и на минуту мне показалось, что сейчас это он трезвонит. Но не надопугаться, сотовый уложен в сумку, та находится в келье, к тому же я отключиласьот сети.

Та-ра-та-та, – плыл напев, –та-ра-та-та.

– Да, да, – раздался глухойголос, – нет, не сплю. Разве тут угомонишься? За всем догляд требуется. Вцентральную трапезную ходила, мать Фекла совсем обезумела, прости меня,грешную, за подобные речи. Велено было зеленый сервиз достать, а она синийвытащила, блюдо разбила. Самое большое, с рыбами. И то верно, громоздкоебольно, его даже сестра Ольга поднять не может, куда уж матери Фекле! Да, да,да.

Я осторожно отлипла от стены шкафа, прокраласьк двери, присела на корточки и приникла глазом к здоровенной замочной скважине.

В круглое отверстие было видно кровать исидевшую на ней Устинью с мобильным в руке.

– Ксении я велела двор еще разподмести, – говорила она, – пусть с метлой постоянно стоит, а то впрошлый раз стыдно было. Да, да, да. Идти? Прямо сейчас? Уж простите, матушка,ноги гудят немилосердно, дозвольте их в прохладной водичке пополоскать, сразуоблегчение получу. Ох, спасибо за милосердие, через четверть часа явлюсь, незадержусь!

Быстро отключив сотовый, Устинья стала сниматьчерную хламиду, и я поняла, что монахиня собирается в ванную.

Не знаю, какие эмоции испытывает мышь,загнанная в угол, но у меня исчез даже ужас, осталось только любопытство: нукак поступит благочестивая дама, обнаружив в санузле непрошеную гостью?Закричит, заругается? Бросится на нахалку с кулаками? Позовет на помощь? Наврядли Устинья расцветет в радостной улыбке и прощебечет: «Деточка моя, пописатьзахотела? Сиди, сиди спокойненько!»

Дверь стала тихонько отворяться, стряхнувоцепенение, я распахнула гардероб, шагнула внутрь и… полетела вниз, шкафоказался без дна, он стоял над лестницей.

Говорят, у кошки семь жизней, может, кто-то измоих далеких предков принадлежал к семейству этих хвостатых, иначе чемобъяснить тот факт, что, пересчитав спиной ступени, я оказалась на полу, непереломав себе ни одной косточки.

Потряся головой, я посмотрела вверх – ага,понятно, отчего я не убилась насмерть, лестничка невысока, метра два. Сейчас яочутилась на небольшой площадке, от которой вниз вели новые ступени, и вот ихуже было много.

Стараясь не шуметь, я стала спускаться и вконце концов оказалась в круглом помещении с дверью.

Ощущая себя Алисой в стране чудес, я ткнуластворку и вошла в… церковь. Помещение показалось мне огромным, все стены егозаполняли иконы, перед ними горели лампады. Пытаясь справиться с ужасом, ястала озираться. Скажите, вы бы согласились остаться ночью, одна, в совершеннонезнакомом храме? Нет? Я бы тоже! Если честно, ничего страшнее в своей жизни яне испытывала.

В зале стояла такая пронзительная тишина, чтозаломило уши, очи образов глядели мрачно, казалось, им крайне не по душеневерующая женщина, нарушившая покой молельни.

– Милые, дорогие, – зашепталая, – Отче наш, хлеб наш… э… искушение… Троица… Дева Мария… Простите,забыла молитву. Ничего плохого я не задумала, уж простите, только решила, чтотут есть центральное парадное, ведь не попадают же люди сюда через шкаф вопочивальне Устиньи? Можно мне походить по храму? Я ничего не трону…