то можно обидеться. Но если тебе говорит друг, то у них получается совсем другой смысл. Я могу назвать тебя дураком, или свиньёй, или гадом. И ты не должен на меня обижаться. Это всё говорится по-дружески. Понимаешь? Это всё вроде «старика».

– Теперь понимаю, старик, – сказал Феликс.

– Вот и хорошо. А сейчас пойдём сыграем в футбол.

– Пойдём, дурак! – обрадовался Феликс. – Я уже давно не играл в футбол, гад.

Борис вздрогнул, и Феликс это заметил.

– Это я только тебе, чучело, – пояснил он. – Другому я никому не скажу.

День 8-й

Допросы, допросы…

Карусель, запущенная Августом Яновичем, продолжала раскручиваться над Кулёминском. Новые граждане, сами того не зная, вовлекались в её вращение.

Старик-парикмахер не торопился, но и времени не терял. Кружочки и линии были перенесены на большой лист чертёжной бумаги, купленный в книжном магазине.

– Уж не в художники ли вы собрались, Август Янович? – спросила его продавщица, имевшая от парикмахера причёску морковного цвета.

– Нет, – туманно сказал Август Янович, – это для эксперимента.

Слово было весьма научное, и взгляд продавщицы слегка затуманился от размышлений: эксперименты в парикмахерской – это всегда интересно для женщины. Август Янович воспользовался минутой и воткнул в разговор свой традиционный вопросик насчёт Алексея Палыча. Но, кроме листа бумаги, он на этот раз ничего из магазина не вынес.

Дома у Августа Яновича лист чертёжной бумаги расположился на стене, над той спинкой кровати, в которую упирались его пятки. Засыпая поздно вечером и просыпаясь рано утром, Август Янович не без удовольствия смотрел на этот лист.

Собственно говоря, процесс невидимой работы ума уже почти закончился. Пора было приступать к действиям. Но вот к каким действиям, Август Янович ещё не решил.

Алексей Палыч не казался ему человеком, способным на преступление. Ну, может быть, какая-нибудь мелочь… Нет, вот из-за мелочи учитель и пальцем не шевельнёт. Тут что-то покрупнее. Из литературы Август Янович знал, что на мелочах как раз попадаются крупные преступники; новобранцы сразу начинают с убийства. Но убийство и Алексей Палыч не сочетались в мозгу парикмахера: он знал учителя двадцать лет.

Честно говоря, Август Янович даже не знал, как он поступит, если обнаружится что-то серьёзное. Он уважал и ценил Алексея Палыча как человека. Но натура неугомонного старика была такова, что, начав расследование, остановиться он был не в силах.

Август Янович работал добросовестно. Верный своему принципу, он продолжал обрабатывать своих клиентов бритвой и языком, и скоро две последние жертвы, запутавшись в паутине невинных вопросов, прожужжали кое-что ценное.

Предпоследней жертвой оказался пожарный инспектор.

Август Янович настолько уже напрактиковался, что любой разговор, даже о погоде или нейтронной бомбе, мог привести к Алексею Палычу.

– Тяжёлая у вас служба, – сочувственно заметил парикмахер, намыливая инспектора. – Тяжёлая и неблагодарная.

– Именно так, неблагодарная, – согласился инспектор. – Да благодарности мы и не ждём. Они бы, мошенники, хоть не скрывали… поставит «жучка» и ходит, вид делает, что святой. Как будто мы для себя стараемся. Я же не могу в каждую пробку залезть. А он доволен – инспектор не заметил. А после – пожар. Сами через себя люди страдают. Из-за собственной глупости. Вон на днях на Привокзальной дом сгорел… Из-за чего? Я вам точно скажу: из-за проводки.

– Дом – это ещё не так страшно, – сказал Август Янович. – Дом свой, можно сказать: сами своё сожгли. Обидно, когда люди страдают. Особенно дети. Знаете, ясли, или детский сад, или, например, школа…

– Ну, в детских учреждениях мы каждый сантиметр проверяем. Там подход особый.

– И правильно, – гнул своё парикмахер. – Пожар в школе – страшно подумать. Часто вы в школе проверяете?

– А недавно был. Там завхоз у них молодец: всё содержит в полном порядке.

– Бывает так, что наверху в порядке, а где-нибудь в другом месте не уследят, например в подвале…

– И подвалы мы проверяем. Был я и в подвале. Там у них силовой ток подведён. Это особо опасно, но всё сделано на совесть. Так что насчёт школы можете не сомневаться.

С точки зрения Августа Яновича, инспектор продвигался к делу несколько медленно.

Может быть, он и не встречался с учителем? Но парикмахер знал, что в расследованиях нельзя быть нетерпеливым. Нужное слово может выскочить неожиданно. И оно выскочило.

– Зачем же силовой ток? – Август Янович спросил просто так, для поддержания разговора.

– Для токарного станка. Алексей Палыч там целую мастерскую устроил.

– Ну уж Алексей Палыч ничего от вас, наверное, не прятал? Верно? Исключительно добросовестный человек.

– Алексей Палыч – мужик что надо, – согласился инспектор.

– И вы ничего, конечно, не нашли.

– Ничего не нашёл. Всё в полном порядке.

Инспектор явно не торопился сообщить что-нибудь ценное. У Августа Яновича было такое ощущение, будто он катит наверх по склону бочку, набитую камнями.

У инспектора оставалась не выбритой только верхняя губа. Август Янович решил идти в лобовую атаку.

– А был там ещё кто-нибудь с Алексеем Палычем?

– С Алексеем Палычем? Не помню. Вроде бы никого не было.

– Так уж и никого? – спросил Август Янович, решив уже, что ничего полезного для дела этот клиент не сообщит. – Совсем, значит, никого?

– Никого. Ну, был ещё мальчишка один.

– Ага, – сказал Август Янович, оживляясь. – Вот о мальчишках-то и речь. В смысле пожаров они самые опасные люди. Всё время что-нибудь взрывают, поджигают; почти у каждого спички в кармане. А некоторые, представьте себе, даже курят…

– Этот не должен. Вроде бы парень серьёзный.

– Интересно, – скептически, иронически, а также с сомнением, недоверием и горечью произнёс парикмахер, – где же это в наше время в нашем Кулёминске можно встретить серьёзного молодого человека? Кто же этот уникальный юноша?

– Куликов. Сын директора фабрики игрушек. Доберусь я до этого директора! Древесные отходы, понимаете, сваливают рядом с котельной. Представляете? Захожу я как-то на фабрику…

Инспектор был уже выбрит, как жених перед свадьбой. Но Август Янович точным ударом кисточки залепил ему рот и принялся намыливать щёки в третий раз. Этим приёмом он добился того, что инспектор на время умолк. В другое время Август Янович его бы выслушал, как выслушивал всех. Ведь не случайно парикмахер знал почти всё обо всех в Кулёминске. Но сейчас нельзя было позволить инспектору растекаться и уходить от главного.

Август Янович прошёлся бритвой по гладкой щеке инспектора, вытер ему губы салфеткой и только тогда продолжил разговор:

– А кроме Куликова, там никого больше не было?

– На фабрике? В том-то и дело, что самого Куликова я