из комнаты зеркало, чтобы не смотреть себе в глаза. Будучи наследной принцессой, я знала, что мне придется выносить смертные приговоры. Но даже тогда это пугало меня и заставляло нервничать. И я никогда не предполагала, что мне придется собственноручно воткнуть клинок в человека.

— Ваша светлость, — однажды утром, когда я, измученная бессонницей вышла из спальни, меня встретил хмурый Алис, — так больше не может продолжаться. Я не знаю, что с вами случилось, но ваше душевное состояние очень сильно беспокоит меня. Вы пьете капли для нервных барышень, которые я оставил для вас?

Я кивнула. Соврала. Вместо капель Алиса я пила Тихую Ночь — сбор, который мне оставила Великая Мать. Но даже травы Южной пустоши не помогали справится с бессонницей.

— Очень странно, — наморщил лоб Алис. — Южин утверждает, что с вами все в порядке. Вы абсолютно здоровы. И я не понимаю, почему вы выглядите так, как будто бы находитесь при смерти.

Я пожала плечами.

— Это всего лишь депрессия, — вырвалось у меня невольно.

Но Алис не был бы Алисом, если бы не вцепился в меня, как клещ, выспрашивая у меня все, что я знаю о неизвестной ему болезни. Пришлось напрягать память старой учительницы Елены Анатольевны, чтобы вспомнить.

— А вы знаете, как ее лечить? — Алис смотрел на меня с напряженным вниманием.

— Нет, — мотнула головой, — у меня никогда не было депрессий. Да и сейчас тоже... это просто стресс... нервное перенапряжение, — пояснила я, увидев, как в глазах Алиса вспыхнул интерес. У него на языке крутилось еще пара десятков вопросов, которые он тут же задал мне под предлогом желания помочь мне справиться с проблемой.

Эта беседа так утомила меня, что впервые за все время я никуда не пошла. Вернулась к себе, плюхнулась в кресло и ведь день просидела без движения, бездумно пялясь в потолок и не обращая внимания на периодически появлявшихся в моих покоях близких.

— Елька, — Жерен заявился ко мне ближе к полуночи, — надо поговорить.

Я кивнула на кресло рядом. Говорить не хотелось, но я знала Жерена. Он не отстанет. Он такой же настойчивый, как Алис.

— Елька, — заговорил мой друг после того, как разместился в кресле, предварительно подвинув его вплотную к моей постели, — скажи, Аруг был первый человек, которого ты лишила жизни?

Я хотела кивнуть. Но в память настойчиво выдала образы Ариты, Итаны и тех троих несчастных. И я помотала головой из стороны в сторону.

Жерен понимающе угукнул и задумался. А потом медленно, тщательно подбирая слова спросил:

— А ты уверена в этом? Понимаешь, ко мне пришел Алис и рассказал, что у тебя де-прес-сия, — по слогам выговорил он непривычное слово. — И я понял, что это очень похоже на состояние, которое бывает у молодых наемников после первого заказа... понимаешь, — повторил он, — я видел такое много раз. Убить человека своими руками очень сложно, и не каждый может потом чувствовать себя спокойно. Но ты ведь, не просто, — он запнулся, — тебя, наверное учили...

— Учили, — кивнула я и добавила, — учили судить, но не убивать невиновных.

Жерен нахмурился. Он склонился ко мне близко-близко и прошептал:

— А с чего ты решила, будто Аруг и его приятели не виновны?

— Может и виновны, — пожала я плечами и выпалила, — но никто не судил их за совершенные преступления! Я убила их только потому, что мне нужен был титул. Понимаешь?!

— Понимаю, — кивнул он. Достал из-за пазухи глиняную фляжку, в которых трактирщики продают вино на вынос, открутил пробку, хлебнул и задумчиво взглянул на меня. — А давай проведем суд прямо сейчас. Я буду обвинителем, а ты судьей.

Я пожала плечами. Понятно же, что за Аругом и его приятелями тянется длинный шлейф преступлений... Хотя Жерен прав, возможно, мне это поможет признать, что я не была не права. И может быть мне станет легче нести эту ношу.

— Давай, — кивнула я.

Жерен протянул мне фляжку, словно закрепляя нашу договоренность, и я совершенно машинально и бездумно взяла ее и сделала глоток.

Крепкое хлебное вино опалило горло. Я поперхнулась и закашлялась, на глазах выступили слезы. В груди жгло, но эта обжигающая боль, внезапно притупила другую. Ту, которая терзала меня все эти дни. И я торопливо хлебнула еще, чувствуя, как огонь пробежал по всему телу, разгоняя кровь и заставляя меня пылать, и замер в желудке, свернувшись там приятным теплым клубком. Перед глазами поплыло. Я несколько дней ничего не ела, поэтому опьянела почти мгновенно.

— Давай, — тряхнула я головой, — говори, господин обвинитель! Суд идет!

«Обвинитель» усмехнулся, отобрал у меня флажку и сделал глоток.

— Я обвиняю Аруга и его приятелей в том, что они сожгли дома добропорядочных горожан, это я имею в виду мой и Гирема, — пояснил он, широко улыбаясь, — подпольную мануфактуру другой добропорядочной горожанки и ее же харчевню, в которой подавали самую вкусную еду в Нижнем городе! Еще они устраивали дебоши в трактирах и избивали гостей, оказавшихся там. Громили лавки купцов, которые отказывались платить им дань, заплаченную накануне. Угрожали купцам сжечь их лавки. Убили Смотрящего за то, что тот не перешел на их сторону и отказался повышать плату для своих шмар. Всей компанией изнасиловали невесту нашего парня, потому что не смог достать его по-другому.

Сначала я воспринимала затею Жерена с судом как шутку. И, опьянев от хлебного вина, готова была посмеяться вместе с ним. Но с каждым словом улыбка пропадала с лица друга. И с моего. Все оказалось гораздо серьезнее, чем я могла бы себе представить.

— И это, Елька, только то, что молодые и дерзкие сделали, на том месте откуда ты их скинула. Я даже не говорю о том, что сам Аруг убийца-наемник, отказавшийся от нашего кодекса чести. Он брал заказы на всех: и на немощных стариков, и на детей... Помнишь пару лет назад убили сынишку городского главы? Как раз накануне появления этих молодчиков? Еще тогда ходили слухи, что Аруг со своей компанией приложил руку к этому делу. Мы провели расследование среди своих. Ничего не смогли доказать, но я точно знаю, что это сделал он сам.

Мне стало плохо. В ушах зазвучал голос Аруга, которые угрожал моим детям. И я вспомнила, что ни на секунду не усомнилась в