врагам и потеху публике. Нечего было и думать, чтобы сопротивляться.

Гул в голове стал нестерпимо громким.

Я зачем-то достала из ножен кинжал, подержала его в ладони и отпустила, позволяя упасть. Слишком чужеродным ощущался он в моих руках. Сделала шаг вперед, к Аругу. Мой враг довольно скалился и смотрел на меня с превосходством. Он был абсолютно уверен в своей победе. Впрочем, я тоже была уверена, что он победит.

Аруг шагнул мне навстречу, оказываясь на расстоянии вытянутой руки. На его поясе тоже висел кинжал. Но он как будто бы забыл о нем. И правда... зачем ему оружие, если он может убить меня голыми руками? Это будет даже более зрелищно и впечатлит публику, пришла в голову неуместная мысль.

Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох... сейчас моя жизнь закончится. И даже не удивилась, когда почувствовала руки Аруга на своем горле. Он сжал мою шею точно так, как Дишлан несколько минут назад сжимал его. Воздух мгновенно перестал поступать в легкие. Мои руки рефлекторно, сами по себе поднялись вверх и вцепились в его пальцы, безуспешно пытаясь разжать стальную хватку. Но это было глупо... разница меду мной и Аругом была еще больше, чем между Аругом и Дишланом.

И теперь я висела над землей в руках Аруга и бестолково сучила ногами. Только его спасло появление Гласа, а меня не спасет ничего... никто не вмешается в наш бой до тех пор, пока жив хотя бы кто-то из нас.

И это буду не я... Жизнь уходила их моего тела. Я чувствовала, как как постепенно немеют ноги, и холод поднимается по ним выше и выше. Он уже добрался до коленей и медленно полз по бедрам. И я знала, когда он достигнет сердца, я умру. Руки безвольно упали и повисли вдоль тела...

— Глупая баба. — противно заржал Аруг, — сейчас я прикончу тебя, а потом доберусь до твоих отродий и отправлю их вслед за тобой. И никто мне за это не помешает, твой муж позаботился об этом!

А вот это он сказал совершенно зря. Никому не позволю тронуть моих детей! Ненависть и злость, вспыхнувшие во мне, выжгли все: боль, страх и даже готовность умереть.

Жерен прав. Мне осталось несколько мгновений до смерти, но пока я жива, у меня все еще есть шанс. Не убить, я не обольщалась, но сделать все, чтобы доставить Аругу как можно больше неприятностей.

Я открыла глаза и уставилась на Аруга. Наверное, он увидел что-то там, в моих глазах, потому что его смех оборвался. И он еще сильнее сжал ладони, надеясь покончить со мной, как можно быстрее. Мои руки снова сами собой потянулись вверх, к горлу, в попытке освободиться. Но это было бесполезно. И усилием волы я прекратила это движение.

Медленно, на одной силе воли и последних крохах кислорода, я перебирала пальцами по цепочке, подтягивая к себе кинжал. Как хорошо, что в амазонки выбрали себе такое оружие, которое невозможно потерять. Они знали, что из женских рук, какими бы они ни были сильными, гораздо легче выбить оружие. И позаботились о том, чтобы его можно было вернуть обратно.

Я не спешила, звенья были слишком мелкими, а мои пальцы слишком слабыми. И я больше всего боялась, что не смогу удержать цепь в руках. И упущу свой единственный шанс. А на вторую попытку мне может не хватить времени, смерть добралась уже до пояса.

Но мне повезло. Я ощутила, как цепочка закончилась, и в моих руках оказалась рукоятка кинжала. В то же мгновение, совершенно не раздумывая, я резко, изо всех сил, как говорил Жерен, ударила Аруга снизу вверх, надеясь попасть именно туда, куда нужно...

Я вложила в этот удар все, что у меня было. Все свои остатки сил и жизни. И в то же мгновение резко погасли все факелы, горевшие на площади, я провалилась в темноту и умерла.

Но я успела заметить, как страх мелькнул в глазах моего врага, не ожидавшего никакого ответного удара. И это позволило мне встретить смерть, ощущая радость и триумф. Я его задела. Даже проигрыш может быть со вкусом победы.

— Елька, — тихий шепот ворвался в загробную жизнь. — Елька, держись!

И множество голосов на разный лад зашептали оглушающе громко:

— Елька!

— Елька.

— Елька...

Голоса дробились, ударяясь о стенки пустоты и рассыпаясь отзвуками эха. И от этого вся тьма, казалось ожила и зашевелилась, покачивая меня, как на качелях.

— Елька! Елька. Елька...

Шептала они мне в ухо, мешая ощутить покой даже после смерти. Я попыталась крикнуть, чтобы они замолчали, но не смогла произнести ни звука. Оно и понятно... Я же мертва. И ничего не могу сделать.

Голоса продолжали мешать. От их бесконечного шепота, тьма качалась все сильнее и сильнее, вызывая головокружение и тошноту.

— Елька! Елька. Елька...

Какой-то голос закричал так близко, что я на мгновение оглохла, контуженная его мощью. И машинально попыталась отмахнуться.

Моя рука коснулась чего-то теплого и мягкого... Я вздрогнула. Стало жутко.

Я захотела закричать от страха, но снова не могла издать ни звука. Только тихое, еле слышное шипение. Как будто бы из пробитой камеры выходит воздух.

И от этого голоса изменились. Стали еще более громкими и нетерпеливыми. Они вгрызались в меня и терзали не давая заснуть.

— Елька! Елька! Елька! — оглушающе вопили они.

Тьма же, казалось сошла с ума и тряслась так,что мне стало больно. Сначала боль была какой-то далекой. Словно до меня доходило только ее отражение, но постепенно она становилась сильнее, как будто бы ее источник приближался ко мне в темной пустоте. Я снова закричала, шипение стало громче, а потом... потом я поняла, что что-то не так.

Я дышала. Медленно, с тихим шипением и свистом воздух проникал в легкие. Его было слишком мало, чтобы чувствовать себя хорошо. Но его было достаточно, чтобы я осталась жива.

Я резко открыла глаза. И увидела над собой бледное лицо Жерена, который тряс меня, как грушу, и кричал:

— Елька! Дыши! Слышишь! Дыши, Елька!

Увидев, что я открыла глаза, он на мгновение замер, а потом улыбнулся и выдохнул с облегчением:

— Елька... Жива...

И обнял, прижимая к себе.

Глава 20

Я пришла в себя дома, в своей постели. Солнце ярко светило в задернутое шторой окно. Время ближе к полудню, определила я.

Шея перевязанная толстым слоем бинтов не болела.