Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он был Шамашем. Созданным, чтобы творить. Сотворенным, чтобы хранить дар Создателей. Он ощущал мир как себя самого, ведь они неделимы.
Он знал, с чего началась жизнь. В танце Создателей был соткан кокон мира, отделенный от Хаоса, и в нем сотворены Ашу. Шамаш помнил свой первый вздох. Помнил ликование первого шага. Он вступил мир созидателем, а рядом стояли Арбэл, Суэн и Энлил. Они взращивали мир вместе. Все травы, цветы, деревья, все рыбы, птицы и прочие животные родились от Ашу – из их грез, из их желаний. Они исследовали пределы возможностей, бросали вызов себе. Ашу лепили мир, каким хотели видеть его, и остановиться не могли. Природа Шамаша велела ему созидать, заполнять пустоты, но мир, данный им Создателями, имел границы. Свободное место закончилось, а жажда творения крепла.
Арбэл нарушил границы первым – разрушил Серебряные водопады Энлиля, дабы на их месте возвести собственное чудо.
Все четверо бились снова и снова, отвоевывая куски земли. Четырежды мир был разрушен и воссоздан заново. Силы Ашу были велики, и ни один не уступал другому. Шамаш ведал: борьба между ними не имела смысла. Каждый из творцов создал сотни тысяч ашури, которые должны были схлестнуться друг с другом и определить, кто из Ашу будет господствовать над миром.
Война их, казалось, была вечной. Великие создавали все новых и новых ашури взамен погибших. Но с каждым разом потомки были все слабее, а Великие лишались своего могущества. Тогда Ашу и привели в Аккоро своих детей из плоти – изначальных, чей образ явился им среди звезд. Были они материальны и разумны, Ашу не приходилось тратить силы на поддержание в них огня жизни. Но для каждого из Великих задумка эта была слишком сложной. Они объединили свои силы последний раз, однако, творя, все равно боролись друг с другом и не имели общего замысла. Оттого, сами не ведая, Ашу наделили изначальных свободной волей.
Шамаш гордился результатом. Высокие и гибкие, как молодые деревья, изначальные обладали силой свирепейших хищников. Плоть их переливалась перламутровым опалом, а волосы походили на расплавленный янтарь – каждая прядь сплетена из солнца. Они явились под небосводом Аккоро пустыми сосудами, а Ашу дали им время взрасти. О, как они пожалеют об этом!
Воспоминания Шамаша распадались на лоскуты, словно Ашу не мог их удержать. Вместо них пробивалась яркая вспышка, след, оставленный другим существом.
Его звали Баал, и он нарек себя сам. Он был первым из детей Ашу и дал имена остальным. Баал осознал себя с появлением первого луча солнца на востоке, и утро стало временем его поклонения Ашу. Столетиями он неизменно выражал свою благодарность творцам и склонялся перед ними. Баал исходил весь Аккоро, любуясь творениями Ашу, но более всего ему нравились детища Шамаша. Подражая ему, Баал выстроил в южных скалах города, наполненные драгоценными камнями. Днями и ночами он трудился, но то одно не устраивало его, то другое. Баал хотел создать нечто грандиозное, но города… не соответствовали.
Он оставил затею и не вспоминал о своем мастерстве много лет. Баал нашел призвание в другом – он умел прикасаться к сердцам. Путешествуя по миру, он объединял вокруг себя изначальных и давал им то, что Ашу припасли для себя – желания. Кто-то находил себя в пении, другие не расставались с оружием, а третьи с энтузиазмом принимались за изучение древнейших построек. Баал назвал это «поиском цели».
Больше сотни лет минуло, изначальные менялись. Они создавали не меньше, чем их творцы.
Баал обводил взглядом новый город, построенный в честь Шамаша. Тот горделиво возвышался среди песков, своей красотой прославляя Ашу.
– Отец! – воскликнул изначальный, несущийся ему навстречу. В руках он держал охапку чертежей. – Вы пришли посмотреть на город! Я знал, что вы прибудете!
Отец… Баал сказал изначальным величать его так. Все они были братьями и сестрами, а он, объединяющий их, – отцом.
– Как тебя зовут? – спросил Баал без особого интереса.
– Адад, вы нарекли меня Адад! – Все шесть радужек в глазах изначального светились восхищением.
– Ты строил город?
– Да, отец! Строил во имя Шамаша. Вам нравится?
Баал промолчал. Город вызвал неприязнь с первого взгляда. Он разрушит его. Чуть позже, когда ненависть достигнет наивысшей точки.
– Это и есть твоя избранная цель? – спросил он Адада.
– Да, отец. Это вы посоветовали мне подумать о строительстве. Ваша мудрость не знает границ, отец! Сорок лет назад я решил строить города, и интерес за прошедшие годы не угас.
– Однажды разожженное чувство уже не потухнет.
Баал усмехнулся. Нет, не потухнет. Заинтересовать изначального – сложная задача, но если чувство возникало, то изо дня в день полыхало сильнее, переходило в одержимость. Когда это случалось, оставалось два пути: забыться сном на десяток лет, очищаясь от эмоций, или быть поглощенным собратьями. Баал знал, почему почти все выбирали второе. Испробовав мед мира, как вернуться к серому безвкусному прозябанию?
– Слова истины, отец! Теперь я и не знаю, как жил без увлечения, без страсти! – Адад приосанился. – Жаль тех бедолаг, что не могут отыскать свою цель.
Баал посмотрел на изваяние Шамаша, по которому карабкались ашури. Они наблюдали за изначальными и, без сомнения, передавали услышанное своим хозяевам. Баал зашипел на них, оголяя клыки, и мелкие тварюшки в ужасе кинулись врассыпную.
– Опять они посылают соглядатаев. – Баал неуловимым движением схватил замешкавшегося ашури за шкирку.
Мелкое существо, похожее на ящерку, испуганно пищало.
– О-отец, но это же слуги самих Ашу. – На последних словах Адад перешел на шепот. – Разве с ними так можно? Я… я… я не спорю с вами, конечно. Вы…
Баал подкинул ашури, клацнули острые зубы изначального – и от маленького существа ничего не осталось.
Адад опустил взгляд.
– Отец, – заговорил он вновь, стараясь не запинаться. – Я… знаю, у вас есть ближайший круг. Ваши приближенные дети. Могу ли я надеяться стать одним из них? Я способный. И полезный. Если желаете проверить, я…
Баал не слушал. Он оставил новый город, спеша встретиться с давней подругой. Она не выходила из тьмы, ее лица – если оно у нее было – Баал никогда не видел. Ее голос доносился из темноты провала на дне