Если даже мы, свойственным нам жалким образом, производим и познаём вещи вокруг нас, – Бог действует и познает Себя, как и подобает Ему, совершенным образом. Но прежде всего «Бог есть любовь»31. Прежде всего Бог любит себя Сам. Троица есть не что иное, как эта любовь, эта дружба в Боге32. Между субъектами, соединенными между собой этим отношением божественной любви, существует больше чем близость – их объединяет близость бесконечная, тождество. Но Творение, Воплощение, Страдание вводят и бесконечную удаленность. Вся полнота сотворенного пространства, вся продолжительность времени воздвигают свою преграду, полагают бесконечное расстояние между Богом и Богом33.

Два любящих, два друга имеют два желания. Одно из них – любить друг друга настолько, чтобы они как бы входили один в другого и составляли одно единое существо. Второе – любить друг друга настолько, чтобы, если бы между ними было расстояние хоть в половину земного шара, их союз не понес никакого ущерба. Все, чего человек тщетно желает в этом мире, в Боге – реально и совершенно. Все эти невозможные желания живут в нас как знак нашего предназначения. Они становятся благом для нас тогда, когда мы уже не надеемся их исполнить.

Любовь между Богом и Богом, которая Сама – Бог34, есть связь двоякая: это связь, соединяющая два Лица в точке, где Они неразделимы и суть в реальности Одно; и это связь, которая простирается через расстояние и преодолевает бесконечную разделенность. Единство Бога, где исчезает всякая множественность, – с одной стороны, а с другой – богооставленность, в которой осознавал себя Христос, не переставая при этом совершенным образом любить своего Отца, – вот две формы, в которых действует божественное свойство одной и той же Любви, которая сама есть Бог.

«Бог есть Любовь» в настолько сущностном смысле, что единство, которое можно назвать Его собственным определением35, является простым следствием любви. И безграничной объединяющей способности Божественной любви соответствует бесконечное расстояние, которое она преодолевает. Все сотворенное, все наполняющее совокупность пространства и времени, все составленное из механически-жестокого вещества, – вот расстояние, что пролегло между Христом и Его Отцом.

Что же касается нас, то наша человеческая слабость дает нам драгоценную привилегию быть частью этого расстояния между Сыном и Отцом. Но это расстояние осознается как разлука только теми, кто любит. Для тех, кто любит, разлука, пусть она и болезненна, является благом, ибо она есть любовь. Даже скорбь оставленного Отцом Христа – благо. Для нас в этом мире нет большего блага, чем разделить эту скорбь. В этом мире Бог не присутствует в нас совершенным образом, потому что мы здесь живем во плоти36. Зато, когда мы находимся в состоянии крайнего несчастья, Он может в нас почти совершенно отсутствовать. На земле это для нас единственная возможность совершенства. Поэтому Крест – наша единственная надежда. «Ни один лес не произрастил подобного дерева, с такими цветами, с такими листьями, с такими побегами…»37

Это мироздание, в котором мы живем, мельчайшей частичкой которого мы являемся, есть расстояние, положенное Любовью между Богом и Богом. Мы – точка на той бесконечной дистанции, которую составляют пространство, время и механизм, правящий материей. Все, что мы называем злом, есть лишь этот механизм. Бог сделал так, что Его благодать, проникая в самое сердце человека и оттуда просвещая все его существо, позволяет ему, без нарушения законов природы, ходить по водам. Но когда человек отводит взгляд от Бога, он становится подвластным силе тяжести. Он еще думает, что может хотеть и выбирать, однако на самом деле становится всего лишь вещью, камнем, который падает. Приглядевшись поближе, взглядом поистине внимательным, к человеческим душам, к человеческим сообществам, мы увидим, что везде, где отсутствует действие сверхъестественного света, все подчиняется механическим законам, столь же слепым и столь же точным, как законы падения тел. Знание об этом благотворно и необходимо. Те, кого мы называем злодеями, – это лишь куски черепицы, которые ветер срывает с крыши, и они падают куда попало. Их единственная вина заключается в том первоначальном выборе, сделав который они обратились в черепицу.

Механизм необходимости, действуя на любом уровне, остается таким, каков он есть: в грубой материи, в растениях, животных, народах, человеческих душах. Если смотреть с точки, где находимся мы сами, в нашей перспективе, он совершенно слеп. Но если мы перенесемся сердцем вовне себя, за пределы мира, пространства и времени, – туда, где наш Отец, и если оттуда рассмотрим этот механизм, он явится совсем другим. То, что кажется необходимостью, станет послушанием. Материя полностью пассивна и, следовательно, целиком послушна воле Божией. Она является для нас совершенным примером. Здесь нет ничего другого, кроме Бога и того, что повинуется Богу. Своим совершенным послушанием материя заслуживает быть любимой теми, кто любит своего Господина, – подобно тому как любящий с нежностью смотрит даже на иголку, которая некогда послушно сновала в руках его умершей возлюбленной. Вся красота мира возвещает нам, что материя заслуживает нашей любви. В красоте мира грубая механическая необходимость его законов становится предметом любви. Что может быть столь прекрасно, как сила тяжести, проявляющая себя в бегущем гребне морской волны или в почти навечно застывших гребнях гор!

Море не становится в наших глазах менее прекрасным из-за того, что в нем, как мы знаем, иногда тонут корабли. Напротив, от этого оно еще прекраснее. Если бы море изменяло движение волн, чтобы щадить корабли, тогда оно было бы существом, наделенным свободой различения и выбора, но не этой текучей стихией, полностью повинующейся всем внешним воздействиям. Совершенное послушание и составляет его красоту.

Все ужасы, происходящие в этом мире, – не более чем складки и изгибы, которые на морской поверхности производят волны, подчиняясь силе притяжения. Поэтому и они заключают в себе красоту. Подчас поэзия, например в «Илиаде», дает эту красоту почувствовать.

Человеку не дано выйти из послушания Богу. Творение не может не повиноваться. Человеку, как существу мыслящему и свободному, предоставлено выбрать лишь одно: пожелать этого послушания или не пожелать. И, не желая, он все равно будет вынужден повиноваться, повиноваться ежеминутно, как вещь, подчиненная механической необходимости. А если он желает повиноваться, то остается подчиненным механической необходимости, но к ней прибавляется некая новая необходимость, устанавливаемая теми законами, которые свойственны вещам сверхъестественным. Некоторые дела для него становятся невозможны, другие же исполняются через него сами, иногда почти вопреки ему.

Если у нас порой возникает чувство, что в таком-то случае мы идем против воли Бога, это лишь означает, что в течение какого-то