Софья так хорошо играла свою роль, что стоявший в толпеДымов мог бы поклясться, что она без ума от чувства собственной значимости ивыболтала все это исключительно с целью выпендриться.

Поклонившись в ответ на бурные аплодисменты, Софья закинулана плечо хвост мантии и важно спустилась в зал. Здесь она некоторое времяпообщалась со знакомыми, после чего неторопливо двинулась ко входу в зимнийсад. Никто не догадался бы, что ступни ее налиты свинцом, а сердце выдаеттройную норму ударов в минуту.

Войдя в зимний сад, Софья захлопнула за собой дверь, итишина обвалилась нежданно-негаданно, словно сугроб с верхушки горы. Было такстранно стоять среди высоких растений и думать о том, что вот-вот кто-то придеттебя убить. Софья пыталась убедить себя, что это своего рода игра. Что где-тоздесь должны быть Дымов и Суданский или хотя бы один из них. Однако никто неподал ей знака. Каждый кустик был неподвижен — все словно замерло в ожидании.

— Эй! — шепотом позвала Софья.

Никто не откликнулся, не кашлянул, не шикнул на нее, вконце-то концов. Она отступила к стеклянной стене и присела на каменный бордюр,достаточно удобный, чтобы послужить сиденьем для человека, которого не держатноги. «Зачем я согласилась на эту авантюру?» — выстукивая зубами польку,подумала Софья.

И тут кто-то открыл входную дверь.

Сердце Софьи превратилось в скоростной лифт: оно в однусекунду достигло пяток, потом снова взмыло вверх и застряло где-то в горле. Взимний сад тем временем вошел Кутайкин в своем богатом костюме и неустойчивомтюрбане. Увидев Софью, он, чеканя шаг, направился прямо к ней.

— Олег Осипович? — спросила Софья тонкимголоском. — Вы зачем пришли?

— Зачем? Хочу выяснить отношения.

— Мы же все уже выяснили!

Кутайкин заложил руки за спину и, глядя в пол, сообщил:

— Моя страсть сильнее, чем я мог предполагать.

— Какая страсть? — спросила Софья, нервносглотнув.

— Любовное томление.

— Меня лично ничто не томит.

— Возможно, я должен приложить больше усилий… — началКутайкин.

— Минутку, — сказала Софья, выставив впередладонь. — Минутку.

Она сделала несколько шагов в глубину сада и громко сказала,обращаясь непосредственно к большой пальме:

— Это не он!

Кутайкин, семенивший за ней, тут же откликнулся:

— С кем это вы разговариваете?

— С деревьями, — ответила Софья. — Хочу, ОлегОсипович, побыть одна. Наедине, так сказать, с природой.

— Я тоже в некотором роде природа, — уперсяКутайкин. — Поговорите со мной!

В этот момент из-за большой горки, обсаженной мхом икактусами, которая находилась прямо за спиной Кутайкина, выступил Суданский. Онпротянул руку, двумя пальцами ухватил незадачливого кавалера за шею и сильнонадавил.

— Ай! — вскрикнул тот и коромыслом выгнулся назад.

Увидев и узнав Суданского, он оскорбленно забил руками иногами, пытаясь вырваться.

— Я вас предупреждала! — погрозила ему пальцемСофья.

— А это, выходит, то самое дерево, с которым вы хотелиостаться наедине? — оскорбился Кутайкин и, когда его выпустили, нервнооправил одежду. — Что ж, вижу, у меня отняли последний шанс. Скоро пробьюткуранты, наступит Новый год, а я останусь один, не пришей кобыле хвост.

Софья и Суданский выразительно переглянулись. Суданскийхмыкнул и снова скрылся в своем убежище. Где прятался Дымов, Софья недогадалась спросить. «Не пришей кобыле хвост» вздернул подбородок и гордо пошелк выходу. Впрочем, не успел он дойти до двери, как та приоткрылась и в зимнийсад всунулась веселая физиономия Васи Капитанова.

— Ой! — сказал он. — Олег Осипович! Приятноповидаться.

Кутайкин, ни слова не говоря, выскочил в зал, оттолкнувКапитанова плечом. — Это ты его так завела? — спросил Вася, входя впомещение и почесывая макушку.

Софья нервно облизала губы и отступила к стеклянной стене,откуда открывался вид на безлюдный заснеженный дворик;

— Где же твоя зеленая голова? — спросила она,складывая руки на груди.

Вася закрыл за собой дверь, наклонился и что-то поправилвнизу. Потом ответил:

— Я оставил ее под присмотром жены Степаныча. Заводнаяженщина! Во время вальса выяснил, что она обожает драгоценности. Жаль, у менямало денег.

— Что, отдал все свои сбережения Люкину? —спросила Софья небрежным тоном.

Вася остро взглянул на нее, улыбнулся и снова взъерошил чуб:

— Черт! Надо же, ты и в самом деле меня вычислила. А ядумал — блефуешь! Три раза я хотел тебя застрелить, Соня, и каждый раз мнечто-то мешало. Сегодня я придумаю что-нибудь поинтереснее, чем пистолет.

— Что? — спросила Софья пересохшими губами.

— Ну… Выпила лишку, упала, ударилась головой о камни.Видишь, позади тебя каменный бордюр?

— Не подходи ко мне! — заявила Софья дрожащимголосом. — У меня тут повсюду люди… Записывающие устройства… Камерыслежения…

— Ц-ц-ц! — покачал головой Капитанов. — Какнехорошо врать! Ты ведь выискала это местечко, чтобы спрятаться от меня, не такли?

Вася сделал еще один шаг по направлению к Софье, и танепроизвольно сжалась.

— Я буду кричать! — предупредила она.

— Тебя, конечно, услышат, — усмехнулсяВася. — Под дверь, кстати, я засунул хороший камушек, ее теперь просто такне откроешь. Конечно, если вернется Олег Осипович и начнет биться в нее грудью,она не устоит. Однако мне показалось, что его пыл кто-то недальновидно остудил.

Софья изо всех сил старалась не смотреть на горку, закоторой прятался Суданский.

— Ну, признайся, Соня, как ты догадалась? —ласково спросил Вася, сложив руки на груди и постукивая ногой по каменнымплиткам пола. — И откуда ты знаешь про Люкина?

— Я знаю не только про Люкина! — обрадовала егоСофья. — Знаю про Зеленогорск и про драмкружок.

Вася дернул щекой:

— Кстати, глупенькая, если бы ты не показала тогда мнебумажку с названиями моих пьесок, я бы, пожалуй, оставил тебя в живых. До этогомне казалось, что ты топчешься на одном месте.

— Да это ведь была наживка, Вася! — постараласьбыть насмешливой Софья. — Когда я принесла в твой кабинет эту бумажку, япросто поводила перед твоим носом крючком с Приманкой.

— Что ж, я ее заглотил, — вздохнул тот.

— Но ты прокололся еще раньше, Вася. На пустяке. Еслихочешь узнать, на каком, объясни мне весь этот карнавал со шляпами. И Аникин,Аникин! Вот кто меня страшно интересует.